матери. — Неважно, — буркнула дочь. — Нет важно! У вас что-то было?!?! — Нет! — Тебе 19, но врать ты так и не научилась! Было?! — Ну было... и что? — Теперь все понятно! — Что? — Почему он ни свет, ни заря сбежал сегодня, как нашкодивший пес. Вот тварь!!! Но и ты тоже хороша! Сама не понимаешь что ли, что и от тебя тоже зависит авторитет твоего отца? И твое благосостояние в конце концов?! — Причем тут это? — Причем?! Как ты могла ноги перед Павлом раздвинуть, как шлюха?! Он же подчиненный твоего отца!! — А ты типа не раздвинула? — И как ты могла, — разбушевавшаяся мамаша не обратила внимания на реплику дочери, — предъявить мне претензии при гостях?! Тебя не учила я разве, что нельзя выносить сор из избы? Увидела лишнее, ну и что? Ушла бы тихонько, как вчера, а потом бы высказала мне все, что хотела! Без свидетелей!!! Иди! Видеть тебя не могу!!! Поговорим потом, когда гости разъедутся. И чтоб губы на меня не дула, поняла?! Постарайся вести себя так, будто ничего не произошло. Все ясно?! — Да...Катя, словно пришибленная, ушла к себе, а Марина пошла к Раисе. Как она и предполагала, та паковала совсем недавно распакованные вещи. — Раис, извини, что так вышло... Не нужно уезжать, прошу. — Нет Марин. Как я смогу остаться теперь? — Сможешь. Я поговорила с Катей. Она будет молчать и не будет подавать вида. — И что это меняет? Она все знает. И крайней для нее будешь не ты. Ты — ее мать! А я. Мне оно надо? — Надо... Я очень прошу тебя, останься. Я... я... , — и женщина, сильная, уверенная в себе женщина, расплакалась, как ребенокРаиса поглядела на нее с неподдельным состраданием, а Марина упала на кровать и впала в настоящую истерику. Она рыдала и стенала. Суть ее жалоб сводился к следующему: она несчастная женщина, она низко пала, потому что любит секс во всех проявлениях, она испортила всем и себе выходные своей слабостью, она потеряла дочь и может потерять мужа, который ее не поймет, она не знает, как все исправить, но очень этого хочет... и т. д. и т. п. Рая, оказавшись в роли жилетки, не знала, что ей говорить. Она просто сидела рядом с хозяйкой, гладила ее по голове и, как заведенная, твердила «Не надо плакать» и «Успокойся». А что еще она могла сказать? То, что она считает жену босса на самом деле счастливой? У Марины муж, дочь, любовник и даже любовница, а у нее — ничего, кроме дикого желания секса, которое она не может реализовать. Хотела бы она иметь такие страсти и такие проблемы. Она все бы отдала за это! А еще она хотела эту женщину. Безумно. Кухонные ласки разбудили в ней сильное, доселе невиданное чувство. Она хотела прямо сейчас сорвать с Марины ее одежду и впиться своим ртом в ее киску. И чем больше она думала об этом, тем дальше уносилась от окружавшей ее реальности. Из этих грез ее вывел недоуменный вопрос притихшей Марины: — Ты... что? — Что?, — тряхнула головой Раиса. — Ты сказала, что... хочешь меня... — Я? Нет! Не может быть! — Но ты сказала это! — Извини, я... просто задумалась. Сорвалось, наверное. Вслух сказала? — Да. — Боже! — Рай, ты должна рассказать мне. — Что? — Все. Поделись своими желаниями. Самыми сокровенными. Я обещаю, что сейчас ничего не будет... между нами. Я выплакалась, и мне стало легче. Выговорись и ты. Ты ведь никогда этого не делала? — Нет. — Сделай сейчас. Это нужно нам обеим.Уговоры были недолгими, и Раиса, которую действительно распирало от овладевших ею страстей, решилась. — Я была девственницей до 27 лет. Мама меня воспитывала одна и, сколько себя помню, никогда ни одного хорошего слова о мужчинах не говорила. Это передалось мне. Сначала у меня было много поклонников. В школе, в институте... Но я всех их отшивала. Я не знала, какой парень мне нужен, но, благодаря маме, знала, какой НЕ нужен. Я знала обо всех мужских недостатках, и у
