волосы на больших половых губах и потянул их вперед и вверх, стараясь обнажить половые органы и верх лобка. От неожиданной боли Света ойкнула.
— Не пищи, не целка!
— Я девственница, — неожиданно сказала Света.
— И откуда ты такая взялась, — удивилась толстуха и уставилась на открывшуюся Светину раздвоинку, как на чудо природы.
— А девственница — так прикройся, — не растерялся закройщик и прижал оттянутые волосы обратно между ног. — Иди отсюда, не мешай работать.
— Ничего она не мешает, — возразил другой закройщик. — Пусть еще постоит, я тоже лекало проверю. — Приблизившись, он положил ладонь Свете на внутреннюю сторону щиколотки, медленно провел вверх до промежности и долго там держал, плотно прижав и слегка вдавив средний палец в долинку, где пушистость сменялась гладкостью, горячей и нежной. Зачем-то пощупал осторожно бугорок, взбухший в переднем уголку долинки, вздохнул и неохотно вернулся за свой стол.
— Я пойду? — спросила Света, ища взглядом свои трусики.
— Ты заходи почаще! — напутствовали ее. Без пяти десять, как и было велено, она вошла в приемную директора. На стульях вдоль
стены уже сидели человек семь — все мужчины в годах, с озабоченными деловыми лицами. Секретарша на своем посту перед обитой дверью тыкала пальчиком в селектор, переругиваясь с каким-то не то Бардиным, не то Бурдиным.
— А-а, — обрадованно протянула секретарша, — вот и наша новая машинистка. Ну как, все в порядке? Нашла без приключений?
— Все в порядке, — сказала Света.
— Ну — вот твое место, садись, обживайся. С началом первого трудового дня тебя.
— Спасибо, — воспитанно поблагодарила Света и села за стол с пишущей машинкой, аккуратно поправив юбку. Электрическая «Ятрань» была ей хорошо знакома. Она выдвинула ящики стола, осматривая хозяйство, вставила в машинку новую ленту и почистила шрифт постриженной зубной щеточкой. Стопку копирки положила под левую руку, а стопку чистой бумаги — под правую.
Солнце светило в большое, чисто вымытое окно. За окном трещали воробьи. Настроение было прекрасным.
— Маша!!! — взревел селектор голосом людоеда. — Если он мне не поставит сейчас печать, я к черту улетаю обратно!
— Я же передала ему указание! — отчаянно закричала секретарша.
— А он говорит, что клал на твое указание! — грубо кричал людоед.
Секретарша закудахтала, забила крыльями и застучала каблучками — исчезла.
Мужчины у стены как-то свободно расправи» лись и завздыхали, водя глазами по сторонам. Через малое число секунд, глаза их сфокусировались на Свете, как прожекторы — на сбиваемом самолете.
— Новенькая? — спросил один.
— Раньше-то работала где? — спросил другой.
— А платят сколько тебе здесь? — спросил третий.
— Я только после школы, — сказала Света. — И вот кончила курсы, сегодня первый день. А зарплата — семьдесят рублей.?
... Мужчины перемигнулись.
— Это надо отметить, — хилый хозяйственник достал из портфеля бутылку коньяка и на-! лил Свете почти полный стакан. — Давай-давай, так полагается.
Она выпила и тяжело задышала.
— Ты закуси, закуси, — толстяк в пестром галстуке протянул ей раскрытую коробку шоколадного ассорти, а его сосед мгновенно и ловко нарезал кружевом лимончик. Портфели у них были на все случаи жизни.
— Ну, а кроме как печатать, ты работать-то можешь?
— А что еще надо делать?
— Ха! Вы слышите? Она спрашивает, что еще надо делать!
По приемной прошел смешок.
— Машинистка директора должна многое делать, — пояснил толстяк. — И отнести чего куда, и вопрос выяснить, а главное — чтобы посетители были довольны.
— А для этого надо исполнять
