неотесанный, в постели, как холопы свечку не держали, ничего у них не выходило (точнее выходило, но реже чем входило...) 
Бродил молодой барин по деревне, весь грустный такой, потерянный (ну еще бы, с такими-то размерами...). И хотел он уже оземь удариться, как встретил старушку, а она ему человеческим голосом и говорит...  
 — Да, милок, попал же ты, и как ты с таким хреном-то в баню ходишь...  ну не горюй, знаю я как тебе помочь...  
Ну молодец сразу так обрадовался, весь повеселел, а бабки и продолжает...  
 — Только есть у меня одно условие. Я тебе помогу, если ты меня сейчас отодрешь! 
 — Ой! — испугался кузнец —  ты же уже полу разложилась, а у меня и гондончика-то нету...  
 — Ну как знаешь —  дело твое —  сказала и пошла прочь...  
А парню так сразу стремно стало, как же с хреном-то таким жить...  подумал, подумал и отодрал старушку...  
 — Ой гусар, ой гордемаринец, ой драгун ты мой...  и как же ты бабульку-то на старосте лет осчастливил —  воскликнула и померла...  
 — Хм...  херово дело...  я что лох совсем? — подумал кузнец, и сам себе же и ответил —  по всей видимости да...   — и зарыдал горькими и противными слезами, как последняя истеричка. 
Так он бродил и ревел по-бабски, пока не наткнулся на избушку на курьих ножках. Кузнец в сказки не верил, но на всякий случай сказал...  
 — Избушка-избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом — на что услышал ответ. 
 — А сосо не хохо!? Туристы, блять, понаехали —  и сплюнула на кузнеца, да так, что тот чуть не захлебнулся! 
Тут у парня крышу окончательно порвало. Он вскочил на бедное сооружение, стукнул его по печени, и как заправская шмара, начал тягать ее за волосы. 
 — АААА —  завопило бунгало —  пошлел прочь, страхопиздище ты обезбашенное... — потом юрта откашлялась и снова обратилась к вконец озверевшему пацаненку —  да я таких как ты в 1812 голыми ставнями разрывала, кишки свои горячие с полу подбирала, когда ты —  вражье семя еще до матки дорожку искал...  кхе-кхе...  ты сцука еще подсебя ходил, кода я, с Пугачевым Сибирь завоевывала... — но тут кузнец ее прервал. 
 — Так Пугочев ведь когда был...  а у тебя вот лак на ставнях не обсох...  
Тут вилла поняла, что сболтнула хуйню, и решила замять сей досадный инцендент...  
 — А ты, мотросик, чей будешь? И чего тебе от Распутина нужно? 
 — Распутина? — удивился кузнец —  Так это Машкин дом? 
 — Дурак ты, Петька, и шутки у тебя дурацкие...  Какая, нахрен, Машка?! Она ж в Москве под Киркоровым уже какой год лежит...  ладно, дуй внутрь...  провинциал...  
Кузнец понял, что опростоволосился, поэтому молча зашел в гостеприимно открытую форточку. 
Оторвав морду от грязного пола, он увидел самого Распутина, который, как обычно, лежал на печи, бабу ебал и жевал калачи. 
 — Эээ...  начал было кузнец, но Распути его перебил. 
 — Сидеть, была команда! — он на скорую руку доебал бабу, та пошла в душ, а он одев мягкие тапочки из из голов хоббитов подошел к кузнецу и закурил...  Дааа...  дубас у него был просто божественный...  
 — Мне бы это...  нуу...  это...  письку...  это...  никак...  это...  не...  стоит...  это... — заикаясь промямлил кузнец. 
 — Да уж...   — только и сказал Распутин —  я чернокнижник, а не уролог! 
 — Нуууууу...  PLIZZZZZ...   — взмолился хлопец. 
 — Ладно, коротыш, помогу... — с этими словами чернокнижник вышел на улицу, намотал пару кругов вокруг избы, и зашел обратно. 
 — Вот! — он засунул руку с тряпочков в трусы, протер яйца и смахнул тряпку в бидон! — На, одной капли этого хватит для конефабрики, ты же должен принимать по стакану три раза в день перед едой! — закончив, маг передал бидон молодцу —  держи, только не расплескай! Все пшол вон! 
Так и сделали. Кузнец пил этот меджик поушен три раза в день и уже через час перчик его стоял, как оловянный солдатик. 
Кузнец еще