автоматически. Моя скачка продолжалась довольно долго, я не сразу и заметила, что бить меня перестали, и забавляюсь я исключительно крапивой. Но вот, сильные руки прижали меня дрожащую к лавке, убрав крапиву и отсоединив от пут, отпустили. Я подскочила и помчалась по сцене, падая, катаясь, хватаясь, то за попу, то за грудь, то за другие наиболее пострадавшие места. Поняв, что от нестерпимого жжения я расцарапаю и разорву пострадавшие места, меня поймали и на руки надели наручники. В таком положении, я продолжала крутится волчком по сцене еще минут 10, приводя публику в неописуемый восторг.
Потом меня схватили за волосы у затылка и поволокли из залы, я продолжала вихлять задом, сучить ногами и вырываться от нестерпимой боли, жжения и зуда в интимных местах. Перед самым выходом, я умудрилась сквозь пелену слез глянуть на зал последний раз и увидела, что недавно еще такие степенные мужчины, стояли и смотрели на меня обалдевшими глазами. У многих были взлохмаченные лысины, у некоторых из брюк торчали не заправленные рубашки полностью мокрые от пота, галстуки были сняты и отброшены, на брюках в интересном месте красовались мокрые пятна, не позволяющие сомневаться в их происхождении. Женщины были с растрепанными прическами, с расстегнутыми блузками иногда с вырванными с мясом пуговицами. Помада на губах переводчиц и других спутниц стерлась, некоторые пытались незаметно отхаркивать в платочек сперму. По всему было видно, что им пришлось немало потрудиться, успокаивая не на шутку разошедшихся спутников.
— Вах, какой страстный дженщина, артистка, слушай, да:, — шипел кавказец, вытирая смятым галстуком вспотевшую лысину.
Когда меня выволокли в коридор, я хоть немного стала соображать и сквозь пелену слез разобрала, что держит меня тот ассистент, которому я заехала ногой по яйцам. — Ну, что сучка, дободалась, — прошипел он, больно сжимая волосы на затылке. — Сейчас удавлю тебя, шалаву. Посмотрев в мои обезумевшие от пережитой боли глаза, он немного сжалился. — Ну, ладно. Куда бьют, туда целуют, — сказал с ухмылкой и в раскрытый рот, судорожно хватающий воздух, сноровисто вставил свой член. От такой наглости, я просто обалдела. И вдруг бесики метнулись в моей голове. Откусить!!! Точно, проучу мерзавца, откушу и все. Но потом разум понемногу вернулся, ко мне. Они же убьют меня, да не просто, а уж заставят помучиться, да и парня жалко. Он на вид, очень даже ничего, куражу только много. Но злость все же кипела во мне и оставлять его хамство безнаказанным я не намерена. Я подняла глаза, чтобы посмотреть ему в глаза.
— Ты, что там заснула шалашовка, — спросил он ухмыляясь. — Ему там у тебя скучно, добавил развязно. Я пощекотала его головку языком у себя во рту, дождалась пока он солидно подрос, и глядя в глаза прохвосту, несильно прикусила его достоинство. Глаза парня наполнились ужасом, он мгновенно вытащил его у меня изо рта, и бесмыслено уставился на него, не веря, что он по-прежнему невредим. Потихоньку выйдя из ступора, от смеха стоящем рядом Эллочки и других охранников, он в порыве ярости за волосы приподнял меня к своему лицу и прошипел мне в лицо: «Задавлю падла». У него ходили желваки на лице, дергались веки и кадык. Что-то меня в нем сильно задело, что-то было очень мужское и интимное, ведомое только женщинам. Мне трудно объяснить свой поступок, но я быстро дотянулось до него и поцеловала его в губы. Он опешил и выронил меня, я предусмотрительно съехала по стене вниз. Раздался оглушительный регот охранников. — Да тут любовь, во как в засос целуются — пропел кто-то нахидным голосом, а говорил шалава. — Убью, — просипел, посеревший ассистент. И задушил бы, если бы не подоспели вовремя Эллочка и другие охранники. — Тебе не жить сука, удавлю, — кричал ассистент когда его еле сдерживали все охранники вместе взятые и уводили в соседнюю комнату.
