нереально, будто бы не наяву: наша обнаженность, яркий свет, будто бы это был какой-то сон, который я видел всегда, почему-то знакомый и волнующий...  Горячая, янтарная жидкость коньяка разлилась по горлу, груди, животу необыкновенным теплом. Мне захотелось сказать, что — то нежное, ласковое и я вдруг сказал: «Я люблю тебя...  ты очень красивая...». «Я знаю...  вчера видела...  и раньше, до армии видела...  ты, ты если, когда хочешь, меня не стесняйся...  ладно... ?». Неожиданно заговорило радио, мы как — то вздрогнули, я подошел и обнял сестру, ее руки заскользили по ногам, спине, стиснули попку. Я целовал ее щеки, лоб, волосы, губы, шею...  она шептала: «Господи, господи как хорошо...  только засос не оставляй...  ляг на живот...  ладно»... Она села на мои бедра, обхватив меня коленками, ее пальцы буквально раздирали мои ягодицы, мне было сладко-больно, но я хотел этого, а когда ее мизинец вошел мне в анус, я выпятил зад и сестра заскакала на мне: один ее палец был в моей попке, а другой на своем клиторе...  Я повернул голову и посмотрел: груди, складки живота Тани тряслись, лицо было густо красным...  ой, ой,...  у...  ух...  отвернись, не надо...  ой — смешалось все: ее и мои вскрики, голос диктора по радио, лай собаки за окном...
...  Мы проснулись днем. Наверное, одновременно. Она посмотрела мне в глаза, отвела взгляд и уткнулась лицом в мою грудь. Воспаленные глаза, тушь, размазанная вокруг век, бровей, запах пота, смешанный с дезодорантом и лицо — совсем близкое, рядом, потно-сальное, некрасивое от такой близости. Она закрыла глаза и я увидел волосы, белые, густо-стелящиеся по шее, на верхней губе и два больших угря на лбу у переносицы...  Не знаю почему, но я наклонился и осторожно выдавил их, потом нашел еще один у носа, потом еще у виска. Лицо Тани расслабилось. Я сдвинул простыню...  Таня была совсем голая и теперь, в свете дня, какая-то другая, пушисто-белая в животе — как у меня, у нее курчавились волоски. Я протянул руку. Таня подняла коленки и раздвинула ноги. Я щупал, гладил, её там — в промежности, между ног. Потом всунул палец и стал им двигать, Таня стала подмахивать...  потише...  так...  вот так...  ну понежнее же, Славка...  ой...  ой...  ещё...  так...  о... , мне стыдно...  ну не смотри только...  Бугорок клитора был словно живой, влажный, теплый, липкий. Это было долго. Рука уставала, я остановился, потом делал это вновь и вновь; а потом отбросил руку и приник туда губами, — Таня забилась, закричала, вдавила мою голову в себя руками...  соленые волосы в моих губах, зубах, на языке, её рука больно сдавила мой член; я приподнялся, инстинктивно стал переворачивать её на живот, сестра дергалась, не давалась, я наотмашь ударил ее по лицу, она меня, потом я её, потом заломил ей руку назад, и она закричала — дико, некрасиво, громко и перевернулась на живот, я схватил ее ягодицы и...  Член вошел. Таня вскрикнула. Я тоже. Член выскользнул, я всунул вновь, — о боже, боже...
...  Ну вот, уже и утро. Даже не буду перечитывать, что написал...  Наверное, смешно и нелепо, что сейчас напишу...  но сейчас пойду на кухню, встану голым у окна и буду ждать свою «даму с собачкой», — девочку лет 14-ти, которая гуляет под этим окном с собачкой и смотрит как голый 38-ми летний мужчина вздрачивает перед ней свою страсть. Постепенно мы осмелеем, — она уже становится на бордюр, чтобы лучше видеть, а я подхожу к самому окну