насильно впихнув ей в рот четыре таблетки красного цвета, которые он заблаговременно вынул из кармана, заставил проглотить их и запить все остатками виски.
— Вот и все, а ты боялась, даже юбка не помялась, — заржал молодой.
— Слушай, а не много ли ты ей впихнул «колес»? — спросил у молодого старший.
— Да, нет, меньше будет ломаться, а бабе секс всегда в радость. — заржал молодой.
— Ты зря ломаешься, твой мужик тебя нам уступил и еще по стольнику каждому обещал, если мы тебя отъебем как следует. — добавил он, обращаясь к Лене.
Лена только сейчас начала что-то соображать по поводу происходящего. Только сейчас до нее начал доходить весь ужас ситуации. Только сейчас она начала осознавать, что эти двое могут сделать с ней, с мужем — все что угодно. Смысл слов о том, что муж сам устроил весь этот спектакль до нее пока еще не дошел, и она попыталась вырваться, но молодой, отбросив тесак в сторону, ударил ее в живот. Дыхание у нее перехватило и она, как рыба, вытащенная из воды, судорожно хватая, ртом воздух осела на пол.
— Не рыпайся, пизда, ебать будем все равно, — сказал молодой, открывая бутылку с коньком и разливая его по стаканам. — На, выпей, старшой, что всухомятку то драть, сказал он, подавая стакан старшему.
— Я сейчас, чего-нибудь закусить найду, — старший подошел к холодильнику, открыл его и, достав оттуда два огурца и кусок колбасы порезал их на блюдце, после чего звонко чокнувшись с молодым, шумно выдохнул и залпом выпил. Молодой тоже последовал его примеру. Закусили, громко хрустя огурцом.
Николай пришел в себя попытался освободиться от веревки, связывающей ему руки. Старший быстро наклонился, над лежащей на боку Леной с треском стянул с нее трусики и ловким движением засунул их рот Николаю. Это произошло так быстро, что Николай не успел даже попытаться помешать этому насилию. После, старший уже без сдерживания, что есть силы, размахнулся и кулаком врезал Николаю в живот и, как художник оглядывает свою незавершенную картину, окинув взглядом распростертое тело, ударил со всего размаха по яйцам. Николай, на какое то время вырубился.
— Старшой, хватит тебе тянуть, я сейчас обкончаюсь в штаны, давай начинать. Где ебать будем — здесь или на кровати, в спальне, так сказать на супружеском ложе? — молодому было уже явно невтерпеж.
Лена в это время пришла в себя и со стоном попыталась сесть. Алкоголь уже начал действовать, по телу разливалось приятное тепло, чувство опасности притупилось, и она начала осознавать, что яростного сопротивления насильникам она оказать уже не может, тем более что смысл слов о предательстве мужа начал доходить до нее.
— Оклемалась мокрощелка, — констатировал молодой, — на выпей еще для разгону, — и он налив еще виски протянул стакан ей.
Она еще попыталась слабо сопротивляться. «Скажите, а правда, что это все подстроил Николай?», с мольбой в голосе спросила она молодого. Молодой заржал, а старший без тени улыбки сказал: «Конечно, правда. А как ты думаешь, мы вошли без шума?» и, приставив стакан ей ко рту заставил ее выпить. Молодой начал гладить ее по груди. Потом он поднял ее с пола и распахнул ее халатик: бюстгальтер она не носила и ее небольшие упругие грудки первого размера с торчащими сосками, стройный ножки и аккуратно подбритая киска с узкой дорожкой волос открылись его взору. Она опустила глаза и слабо попыталась сопротивляться, закрываясь одной рукой, а другой, пытаясь запахнуть халат. Старший, молча наблюдавший до этого момента всю сцену, подошел к ней и, тряхнув ее за шиворот, сказал: «Нечего целку то изображать иди подмойся и в койку. У тебя сегодня будет день любви или говоря по-простому — день ебания, отымеем тебя во все дырки». И он, больно ущипнув ее за сосок, грубо сунул ей руку между ног: «Пока сухо, но ничего главное начать, а потом
