копошиться своими толстыми пальцами у входа в мою пещеру, бормоча:
Вот, вот... самая драгоценная, королевская, священ-ная дырочка... нашей сладкой дамы... ее собственная, сладкая, восхитительная... Мадонна! Такое величие! Благословенная дева Мария! Сокровище... Что я говорю? Алтарь, на который надо жертвовать все... все, что имеешь... , Я молчала и не двигалась. Это значит — я отдалась... На самом деле все было совсем не так. Эти несколь слов ничего не объясняют. Это не было уступкой девушки требованиям мужчины в обычном смысле слова. В момент, когда похотливый банкир коснулся моего интимного места, он отпустил мои груди. Когда нагнулся, вклинившись между моих бедер, его поведение стало меняться. Я не могла сдвинуть ноги, потому что любой намек на сопротивление мог испортить мою миссию, которую я твердо решила выполнить. И Калиш делал все, чтобы проникнуть к моим заветным сокровищам. Теперь его интересовало только это. Мои груди, оголенные и покинутые его горячими губами, дрожали, как будто сожалея, что их отвергли.
Калиш глубоко задумался, уставившись на мою нижнюю часть тела, его руки нерешительно касались тайного места между ног, и мне показалось, что он пытается вы звать у меня желание поучаствовать в этой игре.
— О, эта сладкая, сладкая и... — повторял он эти слова, как молитву, — пожалуйста, откройтесь немножко поши-ре, я хочу усластить эти благословенные уста медом моей любви... пожалуйста, моя драгоценная, Мадонна, поднимите эти божественные бедра повыше... да, так, спасибо... теперь я могу испытать истинно райское блаженство...
Я не чувствовала никакого возбуждения. Скабрезные комплименты этого толстяка вызывали во мне отвращение. Мой мозг работал совсем в ином направлении, и просто не осталось чувств для реакции на эти вульгарные впечатления. Тем временем палец толстяка осмелился коснуться внутренней части моего маленького грота, и я вздрогнула от резкой боли.
— О, эта бедная маленькая дырочка, ей больно, потому что ее не смочили. Моя драгоценная маленькая принцесса, Мадонна, прости меня. Я жалкий грешник, но я обещаюисправиться. Я сейчас немного тебя смочу!
И он впился своими мясистыми губами в мой бутон, пытаясь раскрыть его языком. Это было совсем другое ощущение по сравнению с невинными, нежными поцелу-ями Генриетты. Этот мужчина лизал меня, как голодная собака. Его хищный язык проникал в меня все глубже и глубже. Вдруг я увидела, что мой мучитель торопливо расстегивает брюки.
— А теперь, моя драгоценная, прости меня, мы сделаем попытку совокупления. Я знаю, ты не откажешь, в конце концов, х... — это радость для всех. И ты, принцесса, то-же немножко возбудишься. Не бойся, он скоро приобод-рится. Это всецело зависит от того, как с ним обращают-ся.
С этими словами неутомимый толстяк встал на колени между моих бедер. Я увидела мужские прелести первый раз после замужества. Предмет гордости банкира выгля-дел меньше и имел другую форму, чем у моего мужа, но все же вызвал у меня знакомую дрожь возбуждения.
Я не стыжусь признать это. После всех страданий у ме-ня вдруг вспыхнуло сильное желание ощутить глубоко в себе горячую плоть чужого мужчины...
Это дикое желание напугало меня, но чувства были воспламенены жгучими ласками, судя по всему, опытного соблазнителя. И теперь, когда его дротик медленно при-ближался к моему увлажнившемуся лону, я едва могла сдерживать себя. Несмотря на первоначальное отвраще-ние к этому мужчине, теперь я хотела лишь одного: при-нять его как можно глубже в мое тело.
— Эта штука околдована, — вдруг донеслось до меня. — Черт возьми, не встает! Моя драгоценная, прости меня Не думай, что я потерял к тебе интерес. Наверное, я слишком переволновался... Я очень смущен. Такого раньше не бывало... невероятно... Эй, ты, импотент лени-вый, ну-ка встань!
И он начал остервенело теребить непослушный инстрмент.
