точеная попка, в меру волосатые ноги, половой член ровненький, веночки на нём тоненькие. Вот я какой наблюдательный.
Вышли из-под струй воды, вытерлись полотенцами.
— Игорёк, — сказал я, — значит, ты часто сюда ходишь?
Парень ничего не ответил, он вдруг перестал вытираться, отложил полотенце на скамейку, опустил голову, отвернулся... а когда повернулся опять ко мне лицом, я вдруг увидел на его глазах слезы. Он вдруг схватил полотенце, быстро вытер глаза, начал торопливо одеваться.
— Что с тобой, Игорёк? — я был в полном недоумении, — чего ты молчишь?
Парень выдавил из себя...
— Да, часто...
Оделся, натянул кожанку, и вдруг сказал...
— Извини... меня первый раз в жизни назвали Игорьком.
Чудны дела Твои, Господи! К одним людям Ты милостив, к другим суров!
Почему же, Боже, люди как манны небесной ждут одного только ласкового слова? И не получают его, ибо ближние даже не догадываются о существовании уменьшительных суффиксов!
Боже, прости мне грех смешения Твоего высокого имени с такой подлой прозой жизни! Но я не верю, что может быть такое... молодой красивый человек слышал в своей жизни лишь окрики и грубость!
Дорогие читатели, я прошу вас... будьте поласковей с вашими друзьями, супругами, детьми! Поверьте, они этого очень ждут, и ваши добрые слова лучше любых подарков. Поверьте мне, пожалуйста, и мне будет легче переносить моё затворничество, ибо я буду знать... вот в это мгновение кто-то шепчет на ухо другому человеку слова любви и благодати. И хотя бы на гран, на крупицу больше становится добра и света, а израненные души обретают краткие мгновения тепла и неги.
Помню своё институтское увлечение — милую девушку по имени Таня. У нас был роман, довольно длительный, мы целовались, обнимались, гладили друг друга, наконец переспали. Всё так приятно, весело, легко. Но моя Танюша обращалась ко мне преимущественно с помощью местоимения «ты» либо слова «Данил», а то и вообще никак — могла охать, вздыхать, клянчить деньги, но при всём при этом я для неё оставался Данил либо универсально и стереотипно — «ты чё, не слышишь?» В самый интимный момент близости она могла вдруг ляпнуть... «Ой, я сегодня ноготь раскрошила». Если после этого ваш половой член не утрачивает своей твёрдости — я вам завидую.
Танюша трогала мой член длинными ноготками, грубовато и неумело двигала кожицу, сдавливала мою мошонку как кисет с табаком. Ни единого ласкового слова не вылетало из её уст даже по отношению к моему причинному месту.
Я думал, что так и должно быть — да и сам не отличался нежностью.
Однажды военкомат направил меня в больницу, где надо было сдать мочу на диастазу и ещё Бог знает на какие компоненты. Мне вручили стерильные пробирки и ничего не сказали. Пылая от стеснения, подошёл я к симпатичной женщине-врачу, заведующей терапией, и сказал... «Я не пойму... как, сколько...» Врач (звали её Екатерина Александровна, никогда не забуду), сказала мне просто... «Ничего сложного... берешь писечку в руку, сикаешь, потом несколько капелек в одну пробирку, немножко в другую». Говорила она это восемнадцатилетнему парню, половой член которого назвать писечкой можно было лишь условно, так ласково и просто, что я готов был хоть бочку наполнить мочой за такие милые и добрые слова. Слыхано ли дело — писечка, сикать! Такая милая парочка существительное — глагол, что просто дух захватывает.
Да, нежность — это и вправду парус любви.
Я впоследствии узнал, что эту женщину боготворили пациенты. Не удивляюсь. И до сих пор рад, что видел настоящего врача.
Я и сам учился в медицинском институте, и это было лучшее время моей жизни. Учился я хорошо, любил клинические дисциплины, мог до ночи не уходить из больницы. Преподавателей измучил вопросами, обсматривал и общупывал чуть не всех больных отделения. Наверное, тогда я почти утратил
