Из России с любовьюЯ Эль Эштон, мне 23 года, и сейчас я изучаю юриспруденцию в университете. Я снимаю недорогую квартиру вместе с мамой, которая работает сиделкой в местном госпитале. Подрабатываю в том же госпитале помощницей медсестры; нам нелегко, но мы вместе и ни на что не жалуемся. Такой наша жизнь была не всегда; за возможность быть вместе и самим строить свою жизнь мы обе немало заплатили.Когда-то мои имя, страна и образ жизни были совсем другими. Вместе с мамой мы жили в российской провинции, были не богаты, но вполне счастливы. Папа давно не жил с мамой и не очень интересовался нами, но помогал, и нам хватало. Мама преподавала фортепиано в музыкальной школе, моталась по частным урокам, учила меня и потихоньку старалась устроить своё личное счастье, но так, чтоб ничем не обделить меня. Ей не очень везло: мужчина, сочетающий в себе симпатию к ней и к её дочери, никак не встречался. Искала она и в Интернете. Мистер Пол Эштон привлек внимание мамы. Ему было около 40, он был давно разведен, имел сына и собственный бизнес. Моя красивая, стройная 29-летняя, не очень удачливая мама, штудируя словари, несколько месяцев общалась с ним и поверила в серьезность его намерений. На её день рождения он прислал нам билеты в США в 1 конец.В аэропорту Сидар-Сити, что в штате Юта, нас радушно встретил склонный к полноте, но ещё стройный, серьезный с виду мужчина средних лет. Всю дорогу он расспрашивал о том, как долетели, какая погода в России, как хотим провести каникулы здесь и без устали повторял, как он счастлив и как мы ему нравимся, и что мы вживую намного лучше, чем на фото. Что говорить: он нам тогда тоже очень понравился! С моей стройной, юно выглядящей мамы он не сводил глаз, и я гордилась ей и надеялась, что вот, наконец, её поиски завершатся. Он, конечно, был не молод (мне-то казался рухлядью, хотя ему не было и 40!), но следил за собой и был ухожен. Подвезя нас к большому красивому дому, он с удовольствием наблюдал за нашим удивлением и замешательством: в России так жили богачи. Провел нас, пораженных его богатством, по особняку, показал наши комнаты, накормил собственноручно приготовленной едой. На следующий день повез в заповедник на целый день: устроил нам пикник с купанием, барбекю и отдыхом в мотеле. Вечером к нам, уставшим, пригласил преподавателя английского языка и велел заниматься, убедив, что наше будущее здесь, с ним. Мы были очарованы всем тем, что он для нас делал, и слушались его во всем.Через пару дней ночью я услышала, как на веранде тихо разговаривали Пол и мама. Свесившись из окна, я подсмотрела и подслушала. Я, конечно, почти ничего не поняла, но мистер Эштон в чем-то убеждал маму, и она согласно кивала головой. Потом он обнял её, они целовались и ушли, держась за руки. Тогда я побоялась ночью подойти к двери его спальной и подслушать, а если удастся — подсмотреть; это я проделала позже. С тех пор мама, сначала скрывая это от меня, ночевала с ним. Наивная, мне ведь было 12 лет, я понимала все и радовалась за неё. Они оба казались счастливыми.Через какое-то время мама стала осторожно выяснять у меня, нравится ли мне мистер Эштон, не против ли я остаться у него навсегда и сменить страну. Моей радости не было границ, разумеется, я была не то что не против, а очень даже за. Так, как тогда, мы с мамой не жили никогда. Казалось, вечному празднику щедрости и развлечений не будет конца. Он одел нас с головы до ног, как кукол, учил языку и любил демонстрировать нас знакомым: молодая, красивая, ухоженная жена и барби-дочка стали предметом зависти жителей городка. Через 3—4 месяца он женился на маме и удочерил меня.Когда всё изменилось? Трудно сказать, но точно — не сразу. Я посещала местную неплохую школу, старалась хорошо учиться; маме он не разрешил работать, она стала домохозяйкой. Совместные завтраки, поцелуй перед уходом, семейные ужины, поцелуй на ночь, совместные уикенды, пикники, барбекю — всё как
