взглядом бледно-зеленую стену. Ни давешнего страха-отвращения, ни робости, как не странно, Марк не испытывал.
— К вам можно? — уверенно спросил он.
Килна прекратила свое безнадежное занятие (стены на корабле сверхпрочные) и обратила взгляд на вошедшего. Марк поежился, но тут же гордо поднял голову и честно посмотрел в ее зеленые глаза. Слава богу, тут не надо лицемерить, что-то придумывать — почему-то он ее не стесняется, и поэтому на душе вдруг стало удивительно светло.
— Что-то случилось? — усталым голосом спросила врач. — Проходите, садитесь.
— Нет, все хорошо, — поспешил успокоить ее Марк. Он вошел и рука его автоматически нажала блокиратор дверей. — Я чисто по-дружески зашел поговорить. Как к старшему товарищу. Можно?
— Издеваешься? — зло огрызнулась Килна, но тут по его чистому прямому взгляду поняла — нет не издевается.
Она безнадежно улыбнулась, встала из-за стола и направилась к застекленной стойке (под халатиком нет даже давешних розовых трусиков, непроизвольно отметил Марк). Провозившись минуты три, она вернулась к столу, неся в руках два мерных стаканчика, наполненных почти до краев хрустально прозрачной жидкостью с характерным запахом. Один стаканчик она придвинула Марку, из ящика стола достала большую плитку гванского шоколада и сорвала упаковку.
— Прошу, — приглашающе сказала Килна, и не дожидаясь Марка залпом осушила стопку, как алкоголик с большого перепоя дорвавшийся до желанной влаги.
Похоже, подумал Марк, ей утешитель-исповедник требуется сейчас гораздо больше, чем ему самому.
Он тоже выпил и чуть не поперхнулся — неразбавленный спирт (лучшего эквивалента которому за тысячелетия так и не нашлось) расплавленным свинцом потек где-то внутри грудной клетки. На правом глазу навернулась слеза. Марк поспешно потянулся к шоколаду.
— Я слушаю тебя, — сказала Килна, не присаживаясь.
Марк посмотрел в ее усталые зеленые глаза, увидел чуть наметившиеся морщинки, интеллигентную складку у рта... И вдруг понял, что перед ним врач, профессионал — перед ним стесняться нечего, как перед Богом.
И стал путано, порой — не находя необходимых слов — сбиваясь не пошлость, чуть ли не непристойность, но совершенно честно и откровенно рассказывать, сам удивляясь этой своей откровенности. Поведал ей всю свою несложную биографию, и события-переживания всего столь бурного сегодня, подивившись сколь много в него вместилось, а ведь день еще однако не кончился.
Килна слушала внимательно, не перебивая, даже сочувственно. Только когда он рассказал об Анне она чуть удивленно вскинула черные брови:
— Колобок? Вот уж не подумала бы...
— Короче, — закончил Марк, — я животное. Я... Я ничего не умею, ничего не могу...
— С женщинами, — поправила его Килна, улыбнувшись. И добавила: — Пока ничего.
Она снова поковырялась в стойке и вновь наполнила мензурки.
— Наверное, тебе бы следовало прочитать лекцию для молодоженов — когда-то лет семь назад я занималась этим на Страуге-Фонте, во Пландирском Социальном Центре. Но вряд ли тебе сейчас надо все это рассказывать, а показать на практике я не...
— Да что, что вы, — взволнованно перебил ее Марк. — Может мне как раз и необходимо, чтобы кто-то именно рассказал... Чтобы не повторить позора моего. Он перестал пожирать взглядом ее фигуру, видел только глаза...
Она неожиданно села ему на колени.
— Все одно — другого не дано, — загадочно ответила она.
И принялась рассказывать — мягко, с юмором, с конкретными примерами, абсолютно без пошлостей. Рассказывать то, что он мог прочитать в любом учебнике, да так и не сподобился. Но одно дело читать учебник, другое когда вот так вот — с глазу на глаз Учитель дает лекцию тебе одному. И он понял, почему потерпел
