моему участившемуся дыханию. Он чуть отодви-нулся от меня и предложил раздеться. Причем, он хотел, чтобы он раздевал меня, а я — его. Это, сказал папа, является одним из элементов сексуальной игры и попросил, чтобы я запомнила этот первый урок. О! Если бы все уроки в жизни были такими интересными!
Сначала за дело взялся папа. Он расстегнул сзади мое платье и взялся за его подол. Затем он очень медленно стал задирать его кверху. Отцовские пальцы слегка касались моих бедер, и я почувствовала, что они слегка дрожат. Папа был явно возбужден, но не подавал пока виду. Мама во все глаза, не отрываясь, наблюдала за нами. Ее возбуждение также было заметно, хотя бы по блеску красивых серых глаз.
Вот подол моего платья поднялся уже до пояса, обнажив трусики.
— О! Да они у тебя уже мокренькие! — воскликнула мама. Она протянула было руку, чтобы снять с меня этот небольшой голубенький лоскутик ткани с расплывающимся влажным пятнышком посередине, но папа сказал, хоть и мягко, но строго...
— Не спеши, Вера, я сам!
И он продолжил поднимать мое платье. Тут я вдруг вспомнила, что не стала одевать после бани лиф-чик, а ведь папины руки были уже на уровне моих маленьких спелых грудок! Еще чуть-чуть — и вот они уже выскользнули из-под платья. Папа издал странный звук, словно поперхнулся, — он явно не ожидал, что груди будут обнажены. Тут он уже не смог удержать медленный темп раздевания и сдернул с меня платье одним рывком. От этого мои длинные густые волосы взметнулись вверх, за платьем, и тут же тяжелой волной упа-ли вниз, полностью закрыв груди. Этого папа не смог вынести спокойно... он тут же обеими ладонями отгреб мои волосы в стороны и припал губами к левому соску. Сосок сразу затвердел. Правый, впрочем, тоже. На правую грудь папа положил свою ладонь, поглаживая ее и массируя. Затем он припал губами к правому со-ску, а рукой стал массировать левую. Мне было ужасно приятно, а трусики намокли еще больше. И тут мама не выдержала...
— Иван, ну сними же с нее трусики! Они совсем сырые!
Папа наконец-то оторвался от моих набухших сосочков и присел передо мной. Он поднес свое лицо прямо к моим трусам и уткнулся в них носом, жадно вдыхая запах моих выделений. Я непроизвольно отпря-нула назад, но он взял меня ладонями за ягодицы и потянул к себе. Папин нос попал прямо в расщелину мо-ей пипки, вдавливая ткань трусиков вглубь. Затем папа чуть приподнял голову и зубами взялся за резинку, а потом, так же медленно, как платье стал тянуть вниз голубую ткань. Вот его верхняя губа дошла до первых волосков на лобке. Папа чуть ускорил темп. Но он никак не смог снять с меня трусики одними зубами даже до начала заветной щелочки, потому что сзади резинка никак не хотела соскальзывать с выпуклых бугорков моей попки. Тогда он просунул обе ладони под резинку, положив их на упруго-мягкие бугорки ягодиц, и по-мог резинке соскочить с моей попки. Сразу стала видна почти вся моя мокрая щелка. Папа уже не церемо-нился с трусами. Он быстро стянул их до пола, а мне оставалось только переступить через них. При этом движении мои нижние губки на мгновенье раскрылись, и папа издал слабый стон. Он припал было к ним своими губами, целуя и слизывая сок, но вскоре сумел как-то взять себя в руки.
Он поднялся в полный рост, и я увидела, как сильно оттопыриваются спереди его брюки!
— Теперь ты меня, — приглушенно и даже чуть хрипло сказал папа.
Я принялась расстегивать пуговицы его рубашки, но руки мои, оказывается, так дрожали, что я никак не могла справиться с такой пустяковой работой. Тогда папа сам расстегнул все пуговицы и замер, ожидая моих дальнейших действий. Правда, он слегка наклонился, чтобы мне легче было стягивать рубаху с его плеч, и при этом легко прикоснулся губами к основанию моей шеи. Это приободрило меня, и джинсы с па-пиных бедер я стянула гораздо быстрее. Теперь он стоял передо мной в
