его в воду. Так было наверняка.
Автомат убитого он взял вместо своего. И тот помог ему: выбираясь из леса, Вацлав подстрелил ещё одного солдата.
*
Накануне свадьбы с Марыней Вацлав и его маленькая пятилетняя дочь посещали кладбище, где была похоронена Анна.
— Почему мама покинула нас?
— Доченька, маме было тяжело на этом свете. И она была очень больна. Ей нужно было уйти. Теперь она наблюдает за нами с небес. Мама хочет, чтобы ты была счастлива. Она знает, что Мария прекрасно позаботится о тебе.
— Но я так по ней скучаю. Скажи, ведь мне можно повидать её?
*
Он с тоской смотрел на три могилы — трое самых дорогих ему людей были похоронены здесь: Анна, его маленькая дочка и Марыня.
Он погрузился в размышления.
Мария была младше его на двадцать лет; люди всегда удивлялись, почему она согласилась стать женой немолодого уже человека, да еще и с ребенком. Ведь она была очень красива, и многие добивались ее руки.
Когда умерла Анна, Вацлав убедил себя, что ей легче так, ведь у его первой жены была очень трудная, тяжелая жизнь. Он успокаивал себя этим.
После смерти дочери он некоторое время не мог прийти в себя, ему казалось, что его лишили жизни. Но Марыня была так нежна, так ласкова с ним, что все страдания он невольно припрятал внутри себя.
А вот теперь, когда не стало Марии, он осознал, что тяготы утрат втройне давят на его плечи. Ему было тяжело и горько.
Вдруг его обхватили за плечи и грубо подняли с колен. Вацлав даже не оборачивался, он и так знал, кто это. Но — удивительно — ему даже не хотелось сопротивляться. Ему было уже всё равно. Он хотел только одного — чтобы всё это закончилось поскорее. Он, который мужественно сражался, в одиночку истребив девятерых солдат, равнодушно ощущал, как к горлу его приставляется пистолет, как рука врага обхватывает его живот, чтобы удобнее было — ха, убивать!
Но вдруг Вацлав почувствовал неожиданное: солдат начал медленно оседать вниз, совершенно ослабив хватку. Всё было кончено.
Медленно, будто нехотя, Вацлав окончательно избавился от смертоносных объятий, и обернулся. Позади стоял немолодой уже человек, сжимая рукоять длинного ножа, воткнутого в тело солдата.
*
Он сидел наверху, и перебирал старые потрёпанные фотографии. Анна, Мария, дочка — все они теперь только на бумаге. И в его душе. Навсегда.
