Наша сексуальная жизнь с заклейменной и «окольцованной» супругой стала намного более интересной и разнообразной, чем до ее пятидневного рабства. Ирка явно избавилась от многих внутренних комплексов и табу и уже сама придумывала все новые и новые «игры и забавы». Но скоро я начал замечать, что ее все больше и больше тяготит наша моногамия. По ее нередко затуманенному, мечтательному взору я начал догадываться, что мыслями, чувствами, эмоциями она — там, во власти своего «хозяина» и его прислуги, в рабских оковах, униженная, наказанная за каждую провинность, многократно изнасилованная, подвергнутая самым изощренным сексуальным пыткам, и, в то же время, — прощенная и обласканная своими истязателями.
Сначала это меня возбуждало, но вскоре к этому возбуждению начало примешиваться совершенно иное чувство, близкое к ревности. Оно появлялось исподволь, накатывало волнами, а потом отступало. Но в один из наших эротических вечеров, когда я вновь увидел в глазах жены явное «отсутствие присутствия», меня накрыл девятый вал. Тогда, как бы продолжая наши сексуальные игрища, я заставил Ирину встать на колени, крепко связал ей руки за спиной и укоротил цепочки, соединявшие стальные колечки в ее сосках и половых губах, настолько, что она оказалась в полусогнутом положении. Сев в кресло, я включил видео, и ошарашенному взору моей супруги предстали первые кадры запечатленных на пленке ее рабских похождений. Она вздрогнула всем телом, но резкая боль в скованных сосках и половых губах вынудила ее снова согнуться. Чтобы хоть как-то избежать позора жена опустила голову, но я схватил ее за волосы и заставил снова смотреть на экран.
«Нет уж, милая, гляди и наслаждайся! Такие бляди, как ты, заслуживают только такого обращения!»
Ирка покраснела до корней волос, заплакала и умоляюще прошептала: «Пожалуйста, не надо_» Но эта жалкая мольба меня буквально взбесила. Я закатил ей звонкую пощечину: «Молчи, сучка! Как удовлетворять всех мужиков подряд, трахаться с собаками и жеребцами, подставлять свою задницу кому ни попадя, так мы тут как тут, а как смотреть на свое блядство, так мы вдруг такие невинные и стыдливые!?»
На какое-то время «жертва» притихла, но, когда она снова попыталась запротестовать, я рассвирепел и, выдернув из брюк широкий кожаный ремень с массивной стальной пряжкой, начал наотмашь хлестать ее по спине, ягодицам, ногам. От каждого удара она вздрагивала всем телом, а соединенные короткими цепочками половые губы и соски пронизывала нестерпимая боль.
Наконец я сжалился над своей благоверной, освободил от оков и, оставив лежать на ковре, налил ей полный фужер виски: «На, выпей!»
Жена благодарно кивнула, залпом осушила фужер и пробормотала: «Прости, милый! Я — дрянная девчонка, но я больше не буду_»
«Нет! Именно будешь! И еще как!» Не пускаясь в дальнейшие объяснения, я швырнул ей коротенькое черное платье, чулки с ажурными подвязками и лакированные туфли на высоких шпильках: «Одевайся и поживее! И никакого нижнего белья!»
Ирина безропотно бросилась исполнять мой приказ. Я сам быстро переоделся в черный костюм и, одобрительно осмотрев мою уже готовую к выходу «в свет» супругу, похлопал ее по круглой попке: «Настоящая ночная бабочка!» Заставив ее выпить еще один фужер виски, я набросил на ее точеные голые плечи черный кожаный плащ, и мы отправились в ночь.
Первое, что мне пришло в голову, — это поехать в знаменитый на всю Москву мужской клуб, совладельцем которого был мой близкий приятель. Под его строгим патронажем местные девочки не посмели бы принять мою благоверную за какую-то залетную конкурентку.
Было далеко заполночь, и клубная тусовка уже зажгла свои огни. Под ритмичные звуки тяжелого рока на подиуме танцевали и не спеша раздевались две крайне соблазнительные блондинки. Публика подбадривала их одобрительными выкриками.
Внимательно осмотревшись,
