— Холодной.
— Может, у тебя там болячка, покажи, — я с готовностью обнажил гордо стоящего багрового друга. На сей раз Нинка привстала, взяла его рукой, оттянула кожицу, внимательно оглядела со всех сторон, приподняла вытянутым пальцем яйца, потом вдруг с раздражением сказала: «иди отсюда, машет как флагом!»
Я удалился в другую комнату. В этих манипуляциях сестры с моим членом был некоторый кайф, я подумал, что с удовольствием посидел бы с ней в ванной, как три года назад. Я уже разложил учебники и принялся за уроки, когда появилась Нинка и остановилась в дверях.
— Слушай, долго так торчит?
— Когда как. Иногда чуть не весь день.
— И чего ты делаешь?
— Да ничего. Поторчит, поторчит, и постепенно опустится.
— А из него такая белая жидкость не капает?
Я почему-то понял, что вопрос важный и задумался «блин, она и про жидкость знает!» но решил продолжать изображать дурика:"какая белая? Ну сама знаешь — желтая такая, когда писаешь.»
— А когда торчит, тоже желтая?
— Когда торчит, фиг пописаешь! — это я сказал абсолютно искренне и с чувством.
Нинка, казалось была удовлетворена и я решился задать свой вопрос:"А что такое «скрестись»?». Нинка помялась, почесала подбородок:
— Ну, это... как бы... Ну, когда парню очень хочется... очень чешется, он просит свою девушку, чтобы та разрешила ему засунуть эту... штуку...
— Но это как дети делаются? — не выдержал я.
— Нет, никаких детей. Это все равно, как трогать себя, только по-другому. Ну, как дети играют или жених с невестой. Но, ясное дело, это ужасно неприлично, хуже, чем трогать себя, если узнает кто, родители тебя убьют.
Я жадно впитывал информацию:
— А когда мы в детстве купались в ванной — мы скреблись?
— Ну... почти... — только у тебя не торчал.
Я загорелся идеей и как можно умильнее стал упрашивать:
— Нин, знаешь, у меня ужасно чешется. Просто не знаю, что с ним делать, и пописать даже не могу. Ты бы не могла это сделать хоть чуть-чуть, я никому не скажу!
Нинка замялась, но быстро решилась:
— Ладно, один разок. Напускай ванну и залезай. И свет не включай!
Я побежал в ванную и открыл краны на всю. Свет я не зажег, но все было прекрасно видно от света через окошко под потолком. Ванна была уже полна и я стал сомневаться, не обманула ли меня сестрица, когда появилась Нинка.
Она стянула футболку, замотала волосы, быстро сняла трусики и залезла ко мне. Я уже давно не видел ее голой и поразился, сколько темных волос у нее внизу живота. Я выключил краны, стало тихо, но Нинка ничего не делала и не говорила. Было отлично видно ее груди, очень полные на ее поджаром теле, с большими — с кофейную чашку — кругами вокруг сосков. Я еще подождал, мне хотелось, чтобы она наконец взяла мой член в руки, груди ее я видел уже не раз, когда она переодевалась. Потом я решил похулиганить, оперся на ванну и выставил головку члена из воды. Нинка как-будто ждала этого, она сразу схватила член обеими руками и стала мять и тискать его. Это было не очень-то приятно, сам себе я доставлял куда более изысканные ощущения, но я ждал, что будет дальше. Нинка разволновалась, даже в полумраке было видно, как она покраснела. Потом она привстала в ванной, подвинулась ко мне и, держа мой член в руке, с очень озабоченным лицом, стала вставлять его себе куда-то между ног. Мне очень хотелось рассмотреть, куда именно, но в воде совсем не было видно. Ощущения тоже были не очень — член в ее руке выворачивался и изгибался, неприятно тыкался, потом, наконец, попал как бы в полусжатый кулак и стал проходить внутрь. Нинка строила гримасы и охала, обеими руками она упиралась в края ванной и потихоньку насаживалась на меня.
Вдруг она сказала:"Нет, не так!» — и резко встала, дернув меня за член своей дыркой. Она положила поперек ванной фанеру, на
