казалась совсем другой, чем у меня в бунгало, и я был уверен, что она бывала здесь, у Банге, уже не один раз. Я заметил, что Банге передал ей маленькую серебряную коробочку размером с пачку сигарет. «Омата великолепно танцует, а я ей плачу за это», — сказал Банге, заметив мой взгляд. Я, конечно же, не спросил, сколько денег было в этой коробочке, но Омата позднее рассказала мне, что она получила в тот раз три сотни долларов. Нравится ли Омата и мне, заинтересовался Банге, на что я ответил, естественно, утвердительно, тем более что это соответствовало действительности, поскольку я уже имел возможность досконально изучить стройное тело девушки.
В это время Омата куда-то исчезла, лишь спустя минут пять открылась спрятанная в глубине зала дверь, и вновь появилась она, одетая теперь уже как полинезийская танцовщица: коралловые украшения, цветы в черных волосах, бедра закрыты повязкой из циновки, полные груди прикрыты венком из листьев. Банге поставил пластинку в проигрыватель, и Омата начала свой танец. Но это не был зажигательный танец. Ее движения были грациозны и очень чувственны.
Банге еще раз наполнил бокалы шампанским. Я уже порядочно выпил и был к этому времени все что угодно, но только не трезвый. Во всяком случае у меня было прекрасное настроение. Мы сидели в массивных креслах и с огромным вниманием следили за движениями прекрасной Оматы. Мой пенис (я вдруг это почувствовал) стал твердеть, танец девушки все-таки возбудил меня. Когда Омата делала оборот, я любовался ее прекрасной смуглой спиной. Ее длинные ноги на пальцах рук были покрыты серебряным лаком. Пальцы были как бы самостоятельные, умеющие говорить существа, обладающие гибкостью, которая так поразила меня уже в ту ночь, когда Омата была в моем бунгало.
Губы, растянутые в милой улыбке-усмешке, открывали блеск прекрасных белых зубов. «Она великолепна, вы не находите?» — спросил Банге. «Да, действительно великолепна», — машинально ответил я, продолжая вспоминать ночь любви с Оматой.
Спустя какое-то время Банге наклонился ко мне и прошептал: «После этого, после такого танца вам нужно бы ее полюбить!...» Это прозвучало, как приказ, и я подумал: «Знал бы этот добрый человек!...»
Изредка Банге подавал девушке бокал с шампанским, которое она выпивала буквально одним глотком, не прерывая танца. Танцуя, она подошла сначала к Банге и поцеловала его, а потом ее сладострастный поцелуй достался и мне, и я услышал ее едва различимое: «Дорогой мой!»
Я был настолько возбужден, что никогда в жизни мне так не хотелось прижать к себе женщину и соединиться с ней. Вот она приподняла повязку из листьев, скрывавших ее грудь, и передвинула ее на спину. Ее большие груди в такт танца колыхались то вверх, то вниз или же немного в сторону в зависимости от движений, которые она совершала. Мне страстно хотелось впиться в ее торчащие соски, окруженные темным венцом, выделявшимся даже на фоне ее смуглого тела.
Все более дикими, все более зажигательными становились ее движения. А мы, мужчины, пили и пили. Хозяин тоже был уже явно навеселе. Вот Омата расстегнула циновку, прикрывавшую бедра, и отбросила ее в сторону. Теперь мы могли насладиться видом обнаженного и великолепно сложенного тела, которым я так наслаждался не далее как вчера. Вокруг ее грота произрастал густой черный лес, в который я в нашу с ней ночь любви погружал свой язык и губы, чтобы добраться до того шампанского, которое производило ее естество и которое так освежало меня.
Она делала вращательные движения, похожие на те, которые производит обычно танцовщица при исполнении «танца живота», затем ее низ живота стал двигаться вперед и назад, все быстрее и быстрее, при этом руки ее то прижимались к бедрам, то взлетали вверх и нежно поглаживали грудь. Она воспроизводила любовные движения с такой естественной точностью, что захватывало дух. Ее язык то призывно
