Несмотря на теплые, плотные гольфы и мягкий ковер, стоять на коленях было все равно жестко. Я посмотрела вверх. Отец смотрел на меня выжидающе, с почти безучастным лицом. Тихое, почти шепотом: «Давай, давай», и его рука легла мне на волосы, слегка сдавив затылок, немного притянул к себе. Тянуть уже некуда, вздохнув, я принялась за ширинку. Джинсы хорошие, я сама покупала ему на 23 февраля (хоть и на его деньги), однако тугая молния на ширинке совершенно не хотела поддаваться моим наращенным ноготочкам. Эх, прощайте рисуночки на ногтях за 500 баксов, но молнию я все таки поборола. Да и не только ноготки, кофточку по-любому заляпает. Надо было ее снять, все таки из Италии везла, ну да ладно, бомжам на радость будет. Благо трусы он дома не носил, поэтому достать хозяйство из его штанов было проще, однако с яичками пришлось повозиться: ширинка была слишком узкая. Хоть побрил бы их, раз так любит, чтоб с ними поиграли. Да и вообще — помыл бы он его сначала, мочой воняет. Поборов неимоверное желание с отвращением поморщиться от запаха, я взяла его мягкую, солоноватую сосиску себе в рот и взглянула ему в лицо. Нравится, папочка? Punish. Удивленный взгляд. Конечно, удивления на самом деле не было, но когда женщина с членом во рту смотрит исподлобья тебе в лицо — взгляд именно удивленный. Вкупе с большими глазами и чуть вздернутым носиком, выглядела она донельзя мило. Да уж, постарался я с ее мамой на славу — дочка у меня просто куколка: белокурые, с примесью золотистого волосы тянутся почти до середины спины, завивающаяся длинная челка набок, серые глазки, вздернутые розовые губки. Конечно, я поступаю с дочерью очень плохо. Нет, нет, я поступаю просто ужасно, делая неприемлемые, грязные, мерзкие вещи с собственной дочерью. Но как иначе с этой маленькой стервой? В третий раз идти к ректору и покупать его лояльность, лишь бы эту дуру не отчисляли из престижнейшего ВУЗа? Или в который раз звонить знакомым, чтобы вытащили из СИЗО за очередную бредовую выходку? Бить я ее не могу. И лишать ее финансов тоже без толку: свое шматье продаст или брюлики в ломбард сдаст. Эх, был бы пацан — было бы проще. Да и в армию отдать можно было бы. Наверное, проще. Хотя, впрочем, к чему эти смехотворные отговорки? Себя не обманешь: мне просто нравится это делать. Мне нравится, когда эта маленькая шлюшка, тихонько чавкая и надувая щечки, теребит во рту мой член язычком. К тому же, осознание того, что этот ротик принадлежит моей дочери — просто взрывает мой мозг ощущением непередаваемого экстаза. А язычок-то у нее отменный: уже вовсю исследует головку, не оставляя ни миллиметра под крайней плотью. — Умничка. А теперь вылижи мои мешочки. Мешочки? Похоть уже заставляет путать слова, похлеще крепкой выпивки. Тем не менее, она поняла и принялась слюнявить мою мошонку, по очереди, обхватывая губами то одно, то другое яичко, то заглатывая оба. Ее теплая ладошка тем временем неспешно скользила по обслюнявленному, и уже набравшему половину размера органу. — Убери руки, — доченька послушно выпустила член из рук и положила ладошки себе на колени. — Не тупи, убери за спину, — она повиновалась, и обхватила свои локти за спиной, — Открой ротик, принцесса. Пошире. Пару раз шлепнув членом по высунутому из широко открытого рта языку, я начал входить в ее рот по взрослому. Сначала медленно, ввожу лишь наполовину, изредка загоняя член глубже, со смачным гортанным звуком, исходящим из горла. Постепенно, ускоряя темп, я уже вовсю двигал тазом, шлепая яйцами ей о подбородок. Для удобства, я намотал ее светлые волосы на кулак и попутно помогал себе, дергая за них рукой. Полуприкрытыми от удовольствия глазами, я с похабной улыбкой наблюдал, как мой раздувшийся детородный орган то появляется, то вновь полностью пропадет между ее губок. Пустым взглядом она уставилась мне в кудрявый лобок, в гуще которого оказывался ее носик, когда
