надавил, я подумал, что у меня сейчас треснет голова. «Лижи давай, блядь!» — большим пальцем ноги он раздвинул мне рот и залез в него. Я зажмурился и, еле-еле дотрагиваясь до носок языком, чуть-чуть полизал их, но тут же поперхнулся, закашлялся, слезы потекли по щекам. Меня чуть не вырвало. «Ладно хуй с тобой!» — сказал Он. — «Не хочешь лизать не надо. Не надо! раз уж ты такой привередливый. Только вот придется тебя немного за твое упрямство наказать. Очень сильно тебя придется наказать!» Он подошел к шкафу, выдвинул ящик, достал оттуда что-то. Потом подошел ко мне, насел на меня, схватил мои руки и крепко связал их. Потом встал, в его руках вдруг оказался ремень, Он размахнулся и со всей мочи ударил по мне. Я взвизгнул от боли. Он размахнулся еще и опять ударил. Потом еще раз, и еще... В общем Он стал меня пороть. Пороть по настоящему, со всей мочи и без всякого снисхождения. Я катался по полу, стонал, потом стал вопить, а он стегал и стегал меня широким и длинным черным кожанным ремнем, стегал и стегал по спине, по жопе, по ногам, стегал и казалось и не думал даже останавливаться.
Я уже думал, что он запорет меня насмерть, но тут он остановился. Перевернул меня на спину, сел мне на грудь, сунул хуй в рот. «На пососи — расслабься!» Я стал сосать с такой радостью и старанием, будто знал, что чем дольше я буду сосать, тем дольше меня не будут пороть. Я готов был сосать сколь угодно долго, но уже вскоре хуй напрягся, дернулся раза три и мой рот снова наполнился спермой. Я проглотил ее, тщательно облизал хуй и стал сосать дальше, стараясь не выпускать хуй изо рта. Но Он не захотел больше. Он отнял у меня хуй и встав надо мной во весь рост, снова стал пихать мне в лицо свои вонючие ноги в вонючих черных носках. Я как мог лизал, как мог сдерживал дыхание, как мог напрягался, но в какой-то момент все же не выдержал и меня вырвало. Вырвало прямо на его палас. Это его так взбесило, так взбесило, Он аж побагровел от ярости. Снова схватился за ремень и стал лупцевать меня так, что я чуть с ума не сошел. Мне хотелось выскочить из своей кожи и бежать, бежать отсюда, как можно дальше, бежать куда глаза глядят, только бы не возвращаться... А потом он меня выебал. Выебал в жопу. Выебал меня в первый раз. Жопа так болела от долгой порки, что я даже не почувствовал, когда он налег на меня сзади, порвал своим елдаком мою целку и засадил мне по самые яйца.
А потом ебал и ебал, ебал и ебал, ебал и ебал, пока не наполнил мою жопу до краев своим в избытке выделяющимся семенем. Когда он наконец оставил меня в покое, я чувствовал, что вместо жопы у меня только одна большая и мокрая от спермы дырка. И чувствовал я себя уже не мужиком, а бабой. Изнасилованной и разъебанной. Хотелось почему-то только одного. Хотелось еще. Чтобы еще выебали. Чтобы снова хуем дырку заткнули. Но попросить еще, я тогда постеснялся. Итак уже был еле живой. Не знаю как до дому-то тогда добрался. Мать даже думала, что пьяный — уж очень долго она ко мне принюхивалась. Только от меня не водкой пахло, а спермой, обычной мужской спермой, которой я был перемазан с ног и до головы. Вот так я стал педерастом. Андрей Николаевич еще почти год был моим любовником, а потом были другие. Вторые, третие, пятые, десятые...
