не мог разглядеть, что на она изображает, но полагал, что до утра ему представится возможность присмотреться к татуировке с более близкого расстояния. Лобковые волосы она выбрила в форме свастики. В нежных складках ее «киски» поблескивало еще одно серебряное колечко. Невинность лица Карен резко контрастировала со сладострастностью тела. Лицо принадлежало ангелу, тело — подружке байкера, которую надолго лишили секса. Карен приблизилась, надула губки, смочила их язычком, обвела пальцем. Член Джека едва не прорвал джинсы.
— Я хочу оттрахать тебя, Мик, — прошептала Карен, ее пальцы уже расстегивали ремень. Он хотел ей помочь, она оттолкнула его руку. Она, похоже, все продумала заранее. — Подожди, Мик, — промурлыкала она. — Я сама.
О таком он и не мечтал. Мало того, что ему досталась одна из писаных красавиц, так она еще собиралась взять на себя активную роль, оттрахать его! Он бы в это не поверил, если б они уже не лежали в постели и она не взирала на него, как на божество. Впрочем, для нее он и был Богом. Он протянул руку, чтобы поласкать ее грудь, но она вновь оттолкнула его.
— Сначала я, — прошептала Карен. — Когда я ублажу тебя, ты сможешь заняться мною.
Он закрыл глаза, почувствовал как ее теплые губы прижались к его, горячий язычок нырнул в его рот. Она облизала ему щеку, ухо, потом вдруг прошептала: «Я люблю все необычное, наверное, ты это уже заметил».
Он откашлялся, но не успел произнести ни слова, как она прижала палец к его губам.
— Как насчет уз любви, Мик? — прежде чем он успел ответить, она достала из сумочки, лежавшей на полу у кровати широкие шелковые ленты. — Розовые — для меня, после того, как я доставлю тебе наслаждение. Синие — для тебя, — она завязала один узел на запястье, второй — на стойке. И пока Джек волновался о преждевременном семяизвержении, покончила со второй рукой и принялась за ноги. Поскольку стоек в изножии не было, она привязала его ноги к раме. Он испугался, что вне сможет остановить ее руки, если в порыве страсти он схватит его за волосы и поймет, что это парик. Впрочем, объяснение он заготовил заранее. А в том, что она поверит всему, он не сомневался.
Сидя между его ног, Карен улыбнулась, глядя на торчащий колом член. Поцеловала в колено и двинулась выше, к мошонке. Сладкая пытка, думал он, хорошо представляя себе, что за этим последует. Ее язычок прошелся по всей длине его детородного органа, замер.
— Наслаждение и боль, Мик, — прошептала она. — Не ты ли сочинил песню о наслаждении и боли?
Откуда он мог это знать? Он слышал от силы пару альбомов Стоунсов, да и то ранних. Но ответить он не успел, потому что в следующее мгновение Карен заклеила ему рот. Теперь он не мог произнести ни звука.
Вот тут Джека охватила смутная тревога. Он связан по рукам и ногам. Не может позвать на помощь. А вдруг у нее какие-то тайные планы? Ограбление? Пытка? Разумеется, нет... Он же, в конце концов, Мик Джаггер.
Наслаждение и боль...
— Я ждала, когда же ты, наконец, приедешь в наш город, — в шепоте появились зловещие нотки. Теперь она лизала длинное лезвие ножа, неизвестно как появившегося в ее руке. Металл мрачно поблескивал. — Я небогата. Я не могла прийти к тебе, как Чэпмен — к Леннону. Но я ждала тебя, Мик, — лучи фар автомобиля, разворачивающегося на стоянке, пробили тонкие занавески и ударили ей в лицо. В желтоватом отсвете ее глаза стали такими же, как Чарлза Мэнсона. — Я знала, что ты придешь ко мне. А со временем, и все остальные, — она глубоко вдохнула, впилась ногтями в грудь Джека. Тот дернулся от боли. — Это судьба, ничего больше. А от судьбы никому не уйти, Мик. Никому.
У Джека гулко забилось сердце. Его затрясло. Если б не кляп, зубы выбивали бы дробь. Он глухо застонал, дернулся, но она тут же пристала лезвие ножа к его шее. Джек почувствовал укол, что-то теплое потекло
