Жил был на свете паук, вернее не паук, а огромная такая, лохматая и жадная паучиха. И развлекалась она тем, что ловила в сети людей. Разных людей: веселых и скучных, больших и маленьких, богатых и бедных, образованных и не очень. Красивых девушек и дряхлых стариков. 
 — Паучиха Паучи! — спросили ее как-то раз. Почему Паучи? Да потому как была она такой древней, что все давно забыли как ее звали на самом деле. Но все знали, как она любит поучать, и так и звали ее Паучи...  
Да, о чем это я, так вот, спросили ее как-то раз: 
 — Паучиха — Паучи, я зачем тебе они — люди? Для чего? Это просто коллекция? Гербарий? Или ты их выпускаешь потом на свободу? 
И рассказала Паучи, что это ее жизнь, а не просто хобби. Сидит она тихонечко на солнышке и ловит людишек, потрошит их, изучает, выжимает. Смакует потихоньку, а когда надоедает, то засушивает или выпускает их на свободу. 
 — А почему одних ты отпускаешь, а другие так мучаются? 
 — Что значит мучаются? Я дарю им свое внимание, а те, что мне неинтересны, я их просто выкидываю — зачем они...  
Так вот, в чем дело. Она ведь не просто коллекцию себе завела, а для интереса! Да чтобы избежать ее, все очень просто оказывается, нужно просто быть — неинтересным. Но вот в чем беда. Все люди при встрече стараются понравиться и заинтересовать. Вот и попадают в сети. А там-то только она и может разглядеть — этого в коллекцию, а этого и выбросить можно (счастливчик!) 
А зачем ты это делаешь? 
 — Как, Вы столько лет живете и не знаете? 
И рассказала Паучи...  
 — Была я не всю свою жизнь пауком. Когда-то очень много людей назад, была я...  только не смейтесь, пожалуйста, жуть как не люблю, когда надо мной смеются. Была я прекрасной девушкой. Тоненькой, как стебелек, но крепкой и уверенной, черноглазой и длинноволосой. И звали меня тогда...  ах как давно это было, — сказала Паучи, потягиваясь на солнышке, и, приоткрыв один глаз, проверила свою паутину. 
 — Звали меня тогда звучно так: Аннита...  Да-да с двумя «н», я когда сама произносил...  пардон, произносила свое имя, то мне очень нравилось растягивать эти «нн». Так, чтобы получалось не два, а три, или даже четыре «нн-нн». Послушайте, как это здорово звучит: Анн-ннита. Как ручеек журчит. Вам нравится? 
И Паучи своим скрипучим голосом стала на разные лады произносить «Аннита». Было смешно смотреть, как она это делает, старая, толстая. Даже странно представить, чтобы она могла быть другой когда-то. Ну, да мир древен и разнообразен — чего здесь не бывает...  
 — Ох, как давно это было...  Я давно не вспоминала эти времена...  А ведь была силушка...  Я всегда любила людей. 
Росла Аннита в семье любимой дочкой, которая свято верила, что она лучше всех на свете! Умнее всех, красивее всех, талантливее всех. Что все, что она не начнет — у нее обязательно получится. Может это и правильно, так деток воспитывать, может нет. Но, что было — то было. Выросла Аннита красавицей — не красавицей, худовата немного, да главное-то не в этом. Самой себе она казалась красавицей, да и как по другому — ведь с детства привыкла она к восхищенным взглядам. Но тут случилась беда. Может, для кого-то это и не беда вовсе, но не для Анниты — вдруг обнаружила она, что она не самая-самая...  Сколько слез и упреков услышали ее родители! Совсем отчаялась она. Да спасибо ее отцу, мудрый был человек, царство ему небесное. Растолковал он дурочке, что не важно все это, что есть кто-то лучше, а важно совсем другое. 
 — Ты, дочка, выросла, смотри какой красавицей стала. И сила-вера в себя саму у тебя есть! Вот что главное в том, что мы старались тебе дать! Ну не беда, поплачь. Лучше сейчас ты это узнаешь — что никакой волшебной силы мы, простые земные родители, не могли тебе дать. А воспитывали тебя так, чтобы ты в себя поверила! 
Но не прошла бесследно эта рана. Очень обиделась Аннита. И с тех пор