служил в армии, так как был маловат для этого, зато ездил в Буденовск хоронить сумасшедшую прабабку. Деньги у Кеки кончились, т. к. пришлось переплатить проводнику за проводнику за провоз гроба в поезде, причем когда поезд был остановлен дудаевскими боевиками с целью разграбления, Кека сам в него прятался. Денег не хватило, чтобы нанять людей рыть могилу, а сам Кека копать не смог и, сломав ноготь и детский совочек, забытый нерасторопной нянькой во время эвакуации (желудочной) при артобстреле, подтащил гроб к придорожной траншее и спихнул тушу в деревянном ящике вниз, в канаву, ящик упал и прабабка наполовину вывалилась из него, однако Сканк поленился заправлять ее в ларчик заново и основательно присыпал валявшейся неподалеку землей. Вернувшись в Москву, Кека сразу же попал на экзамен, а после к Олечке домой. Он показал ей билет и сказал, что ездил на сборы (чтобы заслужить Олино расположение, Кека однажды неловко соврал, что ему 19 лет).
— Я приписался к пехоте! — говорил ей Кека. А потом они смеялись, что он, как морской пехотинец, должен пихаться только на море! Кека нежился с Олей на кушетке. Он уселся на задницу, а Широкова с плэйером села сверху него и награждала его продолжительными томными поцелуями. Кекин хрен вскоре основательно напрягся, будучи придавлен Олиными тяжелыми бедрами. Кека почувствовал физическое неудобство в хрене и расстегнул штаны, чтобы переложить его в другую сторону. Оля поняла это как руководство к решительным действиям и смело поймала его хрен в ладошку. Кека оценил ситуацию и радостно захохотал и замысал головой по сторонам. Оля была в юбке-колоколе до пят. Кешка страстно задрал ее полог почти до пояса и стал думать, что делать с трусами, однако Оля вывела его из раздумий: она встала с него и спустила трусики до колен, а затем, поочередно поднимая ноги, сняла их и кинула в платяной шкаф. Кекенсона позабавила мысль, что на Оле больше трусиков нет, хотя длинная широкая юбка не дает посторонним понять это. Он закричал: «Давай потанцуем! Я никогда не танцевал с девушкой без трусиков под юбкой!» Конечно, он приврал — да иначе это и был бы не Кека, такой случай был на дне рождения у Наташи Катасоновой-Сомовой. Там он познакомился со скромной девушкой по имени Оля. Я имею в виду Сидорову. Ха-ха! Будем звать ее О. чтоб не путаться. Кека стал с ней вплотную общаться, курить на балконе и кухне, пить за отдельным столиком и хвастать музыкальными делами RSB. После жратвы и подарков наступили танцы (перед этим Кека еще потешил всех гитарной игрой), и Трудный танцевал исключительно с Олей, то есть О. Ну вот. Так ведь он воспользовался полумраком помещения, расстегнул ей джинсы, гладил рукой промежность, целовал в губы и тискал ее пухленькую грудь. А потом и вовсе обнаглел, затащил ее за шкаф, чтоб никто не видел, мастурбировал ее пальцем и хотел даже ввести в распаленную О. хрен, шептал ей на ушко: «Ах ты моя ебанашка!» (Кешу возбуждало непристойные обозначения гениталий и половых процессов), но тут появилась Наташа со свечкой и испортила Кеке настроение на остаток вечера. Ну да фиг с ним. Зато потом ему звонила Варвара Борисовна — школьный психолог — она было обеспокоена проблемой безопасности половой сферы школьниц. Кеке пришлось от нее долго отделываться.
Оля врубила кассету с Frank David и они пустились в медленный плавный танец. Кека танцевал с переменным успехом, зато старался посильнее закружить Олю, чтобы полюбоваться на ее лобок, вращающийся под легким платьицем. Оля поняла, что нравится Кеке, и стала кружиться под музыку сама, а Кека упал в кресло и, наблюдая за Олей, стал бешено онанировать. Тогда Оля села над ним с раздвинутыми ногами, подобрала юбку и, опустившись вниз, рукой направила Кекин хрен в раскрытые влажные пошовые губы. Кека застонал от рвущегося наслаждения. Он почти до конца извлек хрен из Ольги и тут же вновь воткнул его внутрь.
