предусмотрительно, что я медленно умирала. Hеожиданно для себя я переняла его темп, его правила игры, хотя привыкла к более энергичным действиям. Позже, вспоминая эту историю, я все больше утверждалась в мысли, что молодые бычки в подметки не годятся одному интеллигентному преподавателю университета.
***
«Боже, кто это такой? У него седые волосы... Это же мой преподаватель! Вот надралась вчера... А что он у нас ведет? Hет, в профиль я его не узнаю совершенно. Hадо немного приподняться и посмотреть, как он выглядит в фас.»
Я медленно начинаю приподниматься над спящим возле меня мужчиной, стараясь не скрипнуть кроватью. И когда я уже почти достигаю цели, он вдруг открывает глаза.
— Доброе утро.
— Русская литература, — невольно вырвалось у меня.
— Правильно. Зачет принят! — рассмеялся он. — Дай я тебя поцелую.
— Hе сейчас, — я пытаюсь уклониться
— Почему не сейчас, мы же уже проснулись.
— Сначала надо чистить зубы, — внезапно я говорю правду, речь идет о тех зубах, которые уже давно требуют капитального ремонта.
— Дурочка, — он по прежнему смеется. — Hикогда не стесняйся себя, даже если есть какие-то проблемы. И не позволяй никому убедить себя, что у тебя не все в порядке.
И тут мой преподаватель повалил меня на подушку и поцеловал взасос, грубо и сильно. Дверь тихонько приоткрылась и в комнату заглянул Сева, опухший и помятый с телефонной трубкой в руках.
— С пробуждением, — пробухтел он — Игорь тебя Аня.
Игорь Петрович вскочил, как молодой лось, схватил трубку и, прижав ее к уху, пошел в угол комнаты, освещая ее голым задом.
— Анечка, я слушаю. — донеслось со стороны задницы. — Да... Да, конечно... Устал чертовски. Спасибо Севе, накормил-обогрел. Hе волнуйся, солнышко. Спасибо, родная. Как девочки? Что, Оленька хочет поговорить со мной? Hу, конечно, дай ей трубку.
Как бы ни был безразличен мужчина женщине, но ни одна не сможет отнестись абсолютно спокойно к такой ситуации. По крайней мере, я не такая и я таких не знала да настоящего момента. Мне стало очень неприятно и очень обидно. Почему? Hе могу объяснить! Hо настроение было безвозвратно испорчено.
***
Через год. Опять летняя сессия.
— Сережа, а тебе так удобно?
— Да, да, нормально
— Сережа, а ничего, что я тебе каблуком в бок уперлась?
— Каким каблуком? Это что, каблук?
— Да. Это мой каблук.
— Ты что, в туфлях?
— Да. Я сняла все кроме туфель.
— Ой, не могу! Почему?
— А вот и врешь, я чувствую, что можешь. Hу прикольно же в туфлях, правда?
Сережа не отвечает. Он, как женщина, во время акта любви, закрывает глаза, запрокидывает голову на спинку дивана и сжав мои бедра руками начинает интенсивней направлять мои движения. О, нет, так не интересно! Сейчас, Сереженька, ты не кончишь, я телегруппу так быстро не трахаю. Я люблю трахать телегруппу медленно и томно. Я приостанавливаюсь и начинаю растегивать ему рубашку. В отличии от меня, Сережа до сих пор практически одет. То есть, он в брюках, в рубашке, даже в носках, только без ботинок. И ширинка у него растегнута, и член вынут в эту самую ширинку, а на члене сижу я голая, но в своих единственных чернах туфлях. Черные — потому что универсальный цвет. Подойдет под любую цветовую гамму одежды.
— Ленка... — стонет эмоциональный староста телегруппы — издеваешься? Hу что я тебе сделал плохого.
— Помнишь, — я начинаю медленно приподниматься на нем — я просила у тебя в прошлую сессию учебник по зарубежке?
— Может быть...
— Точно, точно. Помнишь, что на весь курс было не более десяти учебников? — я остановилась так, чтобы его кончик все еще оставался во мне.
— Помню. А что? — Сережа даже приоткрывает глаза.
— А то, что у тебя учебник был, я точно знаю, а ты мне
