Ему хватало одного меня! — крикнул он. — Ни одна, ни три женщины ему ни к чему. Я же говорил вам, каковы эти французы!
— А что он делал с Ауишей? Ему понравилось!
Абдельсаид находился на грани взрыва.
— Нет! Просто у французов такое правило! Это не доставляет им удовольствия. Для них это просто обязанность.
Он хотел было сменить тему, но женщины проспорили с ним до позднего вечера. В конце концов он воздел руки к потолку и запретил им посягать на месье Бретона. Их долг — ублажать мужа, и точка. При этом он знал, что затея обречена на провал. Его тайна вот-вот будет раскрыта.
Моменты близости с француженкой превращались для него в наслаждение, подернутое печалью, подобно сухим лепесткам «черной лилии». Их встречи не могли теперь длиться долго. Абдельсаид загрустил и поспешил в комнату француженки, изнывая от вожделения.
Абдельсаид появился у нее перед едой один, без женщин. Его страсть была на сей раз невероятной, он овладевал ею без всякой жалости, почти жестоко. Амелия не сомневалась, что он вот-вот проткнет ее насквозь, но испытывала только наслаждение, не испорченное страхом. Однако он быстро ушел, а она так и осталась неутоленной, с пылающим нутром. Она уже была готова удовлетворить свое желание каким-то другим способом, хотя бы самостоятельно, но ничего не добилась. Ей стало одиноко и страшно, и она заскулила в темноте.
Она всегда была никем, никогда не знала собственного имени. Здесь она не усматривала причин для переживаний. Ведь она проживала только в настоящем, только как часть причудливого сахарского ритуала. Амелия была пустым местом, ее попросту не существовало. Скорее всего, ее не существовало и раньше. В таком случае непонятно, из-за чего переживать женщине без имени? Какое-то время она проплакала, но когда слезы высохли, ей показалось, что и эти рыдания привиделись ей во сне.
Третья жена принесла ей еду. Когда француз поел, она разделась и принялась его целовать. Губы француза нашарили ее грудь и долго не выпускали соски, пока она гладила его по голове. Потом третья жена опрокинулась на спину, раскинула ноги и позволила французу целовать ее там.
Ублажая женщину, Амелия растворялась в ее теле. Когда женщина стала кричать, Амелия спохватилась: она так увлеклась, что забыла себя.
Тем не менее, жмурясь от наслаждения, она позволила женщине запустить руки ей под одежду. Язык женщины глубоко проник ей в рот, пальцы медленно двигались по бедру. Потом они оказались у Амелии между ног. В следующее мгновение глаза женщины расширились.
Густо покраснев, она отпрянула. Амелии показалось, что она осыпает ее проклятиями. Собрав одежду, женщина удалилась, вся в слезах. Амелия проводила ее грустным взглядом. Ее собственное желание так и осталось неутоленным. Она снова попыталась утолить желание самостоятельно, но занятие оказалось столь же безнадежным.
Ситуация сложилась неприемлемая. Абдельсаид с самого начала предвидел, что все так и будет. Он накликал беду, притащив к себе эту женщину, пускай и замаскировав ее пол. По местным меркам он стал состоятельным человеком, а все благодаря сбору и торговлей «черными лилиями». Он вполне мог себе позволить четвертую жену. Но три имеющиеся не давали ему свободу рук.
— Она тебя околдует! — визжали они. — Она высосет из тебя всю любовь! Они — ненасытные чудовища, особенно женщины! Это несправедливо! Нам не нужна француженка! Это грязь! Отошли ее!
Женский хор заглушал все протесты Абдельсаида. Он был готов вступить с ними в борьбу, но заранее знал, что потерпит поражение. В тех редких случаях, когда все три женщины выступали заодно, они становились непобедимыми. Абдельсаид не питал никаких надежд и ходил в печали. Однако отослать женщину он не мог. Он утратил всякое представление о реальности, вбив себе в голову, что должен сделать ее своей, своей навсегда. Абдельсаид влюбился в чужую француженку без
