того кто над ним стоит его пощадить — это хорошо! Значит, она начинает понимать кто из них кто.Он вновь повернулся. — Видишь! Как быстро получилось!Я молчал. Говорить в такой ситуации было бы излишней глупостью. — Я не желаю на это смотреть! — заявила Катя, собираясь уходить. — Ты будешь стоять и смотреть! Поняла меня? — прикрикнул Рэм.Он схватил ее за плечи и подтянул к себе. — Ты теперь моя сучка! Как и твой муженек. Станешь выполнять все мои требования. — Его голос был мягок и строг. Так обычно отец разговаривает со своей дочерью, когда та провиниться. — Да сделай же ты что-нибудь! — заорала на меня Катя. — Чего ты стоишь? Тебе нравится, что он с нами вытворяет?Я опустил голову и продолжал молчать. — Я пока еще ни чего такого не вытворяю, сучки! Но это ненадолго. Скоро вы на своей шкуре ощутите все издевательства и лишения.Я стоял на коленях и даже не смел пошевелиться. Меня сковало унижение. Любые слова здесь пусты. Этого чувства просто не объяснить пока сам его не переживешь. Хотя я прекрасно понимал, что если простою так еще минуту и ни чего не сделаю — последствия будут ужасными. Потом придется терпеть такие унижения, что... — Лечь на живот, лицом в пол! — вдруг приказал мне Рэм.Я сделал, как он велел. — Раздвинь ноги!Раздвинул. — А теперь проверим твои яйца на прочность, — сказал он. Носок его ботинка прижал мое хозяйство к холодному кафельному полу.Боль стала невыносимой. Я застонал. — Прекрати стонать, лучше скули. Скули как пес! — с усмешкой приказал он.Я пытался скулить. Получалось очень жалобно. — Какой ужас... — шептала Катя, наблюдая за всем этим.Я зажмурил глаза от стыда и боли. Но просить его перестать — я не стал. Все дело в том, что я вдруг помимо страшной боли почувствовал странное напряжение. Как будто перед оргазмом.Через секунду я обкончался. — Фу, — брезгливо сказал Рэм, смотря на свой ботинок заляпанный спермой. — Пиздец, — прошептала Катя. — Смотри, а ему оказывается, нравится когда топчутся по яйцам. Он от этого даже кончает.Я не стал объяснять, что кончил от того, что у меня уже неделю не было секса. И любое прикосновение грозило закончиться самопроизвольным оргазмом. — Встать!Я встал. — Бегом под душ. Вымой свое тело. Через 10 минут я жду тебя в твоем... в своем кабинете! Будешь принимать пост прислуги! — Какой же ты мерзкий, — сказала Катя, когда я прошел мимо нее. Но я не обратил на это внимания.В тот день он расставлял все на свои места. Точнее — всех! Меня он превратил в слугу и раба. Временами я даже исполнял роль настоящего пса, в ошейнике и на цепи. Жене он отвел роль служанки и личной шлюхи. Ей надлежало носить специальную униформу и ублажать хозяина. Теперь Катя наконец поняла, что такое настоящий мужик. Каждый день она надевала на свои стройные ножки чулочки, коротенький передничек и приступала к своим женским обязанностям. Меня Рэм использовал точно так же как и я его раньше. Теперь я мыл полы и начищал сортиры. Полировал автомобиль, хозяином которого теперь так же стал он и по щелчку подносил тапочки. Бил он меня очень редко, если не считать постоянных порок ремешком. Но это для того чтоб не расслаблялся. Катя почти всегда учувствовала при таких наказаниях. Чаще всего она стояла в углу и громко отчитывала удары. А после окончания экзекуции, была обязана целовать Рему руки и благодарить, за то, что он отхлестал ее безвольного мужа. Случалось и такое, что он порол нас обоих. Это доставляло ему особое садистское удовольствие — стегать ремнем словно ничтожеств одновременно мужа и его красавицу жену.Почему я не сопротивлялся? Не знаю. Но у меня не было не малейшей мотивации противостоять ему. Он словно забрал волю и раздавил ее вместе с яйцами, в том холодном подвале. Кстати своими этими связываниями и наступаниями, он мне
