было совсем небольшим, но мы как будто не торопились. Яма слегка развела ноги, и из-под халата появились ее белые трусики. Я, не глядя на Яму, протянул руку и прикоснулся к ее груди. Глаза Ямы были опущены. Хотя я не смотрел на нее. Я думал о том, что у Ямы еще недавно был мужчина, который ей изменял... но я об этом не думал. Яма как будто чего-то ждала, а я как будто на что-то не решался, и поэтому тоже как будто чего-то ждал. Я отвел глаза и остановился на какой-то надписи, ища опоры. Промелькнули Пушкин с Македонским, я посмотрел на Яму, все так же опустившую глаза, и еще приблизился к ней. Теперь мы сидели, перекрестив ноги, моя рука дотрагивалась до ее груди, ее дыхания не было слышно. Прошло еще некоторое время. Мы выключили свет и все так же сидели на полу друг напротив друга. Приходила Асыка и постучалась. Мы замерли. Асыка видела, что свет не горит, на всякий случай тихо постучалась еще раз и ушла. Шаги Асыки замерли по коридору, а мы все так же сидели молча и недвижно. Когда Яма решительно встала, у меня похолодело внутри. Я тоже встал и обнял ее. Яма обняла меня. Я видел, что она смотрит на меня, но в темноте не было видно выражения ее лица. Яма! — сказал я, что не отпускаю ее. Но знал, что если она захочет, все равно уйдет. Яма свободно высвободилась из объятий и сказала: «Жди меня здесь». У меня похолодело внутри и внизу живота оттого, что случилось то, чего я хотел. Я выпустил Яму в коридор и заперся за ней. В коридоре уже совсем никого не было. Ни звука во всем общежитии, только слышно как Яма тихотихо шла к своей комнате. В возбуждении я стоял не двигаясь и к чему-то прислушиваясь. Яма уже зашла к себе. Ничего не было слышно ни в общежитии, ни на улице, откуда падал в окно фиолетовый свет фонаря, и на секунду я представил себе, что Яма просто обманула меня и я прожду ее сколько угодно — но это была невероятная и просто глупая мысль. Но на мгновение она доставила мне облегченье. Яма вернулась со свернутым матрасом. Я впустил ее и заперся. Голода уже не было и в помине, и спать не хотелось. Неплохо было бы выпить, но не было даже поесть. Вермишель не задержалась в памяти. Было не по себе, потому что предстояло что-то серьезное, но возбуждение куда-то проходило. Поэтому делалось еще не по себее и приходилось распаляться. Пока не было Ямы, я представлял себе, что вместо нее приходит... кто бы мог придти вместо нее?... Другая, в которую я был влюблен до Ямы. И если бы она пришла сюда и оказалась всецело в моей власти. И я бы обнял ее, а она меня, потому что ей ничего больше не оставалось бы в моем воображении. Но возбуждение не вернулось, оставляя только вялое ноющее чувство. Яма наклонилась вместе с матрасом и раскатала его на полу где пришлось, стоя в три погибели. И возбуждение вернулось. Из-под халата перегнувшейся пополам Ямы мелькнули трусики. Приготовив постель, Яма быстро скинула халатик, стянула трусики и обернувшись ко мне, а может просто в темноту, нырнула под простыню. Я вяло разделся и лег. Мне казалось, что мы смотрим в окно, как будто заглядывая за край, откуда светился фонарь.
Я ждал, когда наступит возбуждение, а у меня только холодело и вяло ныло. Яма лежала, потом повернулась ко мне и стала меня ласкать.
