покрасневшие от напряжения лица друг друга.
Девушки терпели с самого утра, поэтому глубокие тарелки доверху заполнились их дерьмом. Маша даже навалила с горкой. А Ира, увидев, что отстала от подруги, долго пердела, а потом пообещала добавить.
— У меня и задница меньше твоей, — улыбаясь, говорила она Маше.
Это правда, попка её была несколько узковата.
— Ну, хорошо, — сказала Маша, ощущая свободу в освободившемся заднем проходе. — Что теперь?
— Это, — Ира взяла обе тарелки и поставила их на стол. — Пусть пока постоит. Для начала мы не будем сильно пачкаться.
Она показала на свою кровать. В изголовье кровати, деревянные стойки заканчивались деревянными шишками. Они были очень красивыми, почти как настоящие — еловые. Ира взобралась на кровать и, держась рукой за изголовье, наделась загаженным анусом на шишечку. Та легко проникла в тело девушки. Маша последовала её примеру. Теперь они сидели друг напротив друга с шишками в попках и улыбались. Вообще, от всего происходящего их пробивало на смех. Может, это запах какашек так влиял на них?
— Ну-ка, дай сюда свои сиськи, — Ира протянула руки и сжала упругие шарики своей подруги. — Блин, как я тебе завидую. Они у тебя такие большие. А у меня вообще сисек-то нет! Вот оторву их и себе прилеплю!
Она массировала груди Маши, доставляя ей удовольствие, несмотря на грубость, с которой она это делала. Та, возбудившись, тоже сжала пальцами соски Иры — благо, за них было легко схватиться. Так они и сидели, теребя друг другу груди, пока, наконец, не стало по-настоящему больно.
Тогда девушки слезли с шишек, которые теперь были покрыты небольшим слоем их собственного говна. Ира встала на четвереньки у той шишки, на которой сидела Маша, а Маша — у шишки, побывавшей в анусе своей подруги. Несколько секунд они аккуратно лизали язычками неровности, покрытые коричневыми комочками. Но всего лишь несколько секунд. Затем они резко и почти одновременно наделись ртами на шишки и стали сосать их. Комнату наполнили сосущие звуки, а кровать заскрипела от похоти двух девиц, слизывающих собственное дерьмо. Вскоре шишки были очищены.
Девчонки обнялись и крепко поцеловались. У них изо рта вовсю уже несло говном.
— Подожди, — сказала Маша. — Надо навести марафет. Ну, прежде чем целоваться.
— Да, точно! — сказала Ира. Теперь их уже ничто не могло остановить.
Маша взяла тарелки с говном, и девушки уселись на краю кровати.
— Так, — задумчиво разбирала Маша. При этом она то ли в шутку, то ли со знанием дела, нюхала тарелки и их содержимое. — Вот это кажись — моё. Это — твоё. Это у нас, понимаешь, два в одном — губная помада плюс румяна. Цвет — какао, проверенное средство.
Она оторвала от какашки из Ириной тарелки маленький кусочек и аккуратно держала его двумя пальцами. Её подруга слегка надула губки, выпятив их, как при накрашивании обычной помадой. Маша поднесла говно к её губам и стала размазывать его. Вскоре губы Иры стали коричневыми и дурно пахнущими. Она сделала губами небольшое движение, которое обычно делают женщины, после нанесения на губы помады. Но у Маши остался в руке ещё кусочек какашки, который она разломила надвое и, прижав свои ладони к щекам Иры, старательно втёрла оставшееся дерьмо в лицо подруги. Теперь у Иры щеки были грязно-коричневого цвета. Впрочем, Мария, в скором времени, была украшена таким же способом. Теперь девушки, отставив в стороны тарелки, чтоб не уронить их, подсели поближе друг к другу. Губы каждой из них жадно впились в губы подруги. Они не стеснялись мычащих звуков вожделения, доносившихся из их крепко прижатых друг к другу ртов. Они облизывали губы друг друга, кусая их своими губами. Это была очень красивая игра губ, после которой они вдруг прекращали её, и в игру вступали языки. Они старательно скользили друг
