смотреть, как течет по ногам ей в кроссовки и растекается по линолеуму кругом горячая лужица. А Дженни все глядела прямо мне в глаза, и негромко постанывала...
— У-уй, не смогла... Господи, как хорошо! О-о-ой-й, как же мне стыдно! Я обоссалась! Не утерпела...
— Мама... — плакала Кэти рядом... — мамочка! Мы с тобой так... Мы так... Как маленькие девочки... Мы ему проиграли, сразу обе... Ой!..
— Доченька... — прошептала Джении, когда я поднялся с кресла и попытался пройти мимо двух несчастных, описавшихся женщин... — Что же ты наделала... Как же ты, доченька, маму свою подвела...
6.
— Мама! Он ведь тоже хочет... Почему же он утерпел? — огромная обида звенела в голосе обманутой и опозоренной девочки. Дженни, по-прежнему зажимаясь обеими ладонями, сделала шаг мне наперерез...
— Он сейчас еще не так захочет, — все тем же низким, хриплым голосом многозначительно пообещала она, ступая по огромной луже на полу, и не обращая внимание на продолжающееся журчание, обратилась ко мне с какой-то отчаянной веселостью...
— Ты же позволишь девчонкам отыграться?
— Как это? — с некоторым трудом проговорил я. Мне во-первых было их обеих очень жаль, во-вторых я был буквально на пределе во всех отношениях.
— Пообещай, — щеки у Дженни были малиновые и она едва переводила дыхание, пытаясь говорить спокойно... — пообещай минуту, всего минуту постоять неподвижно. Вытерпишь, можешь меня поиметь, прямо здесь, или в удобное для тебя время потом. Дай девочкам один шанс, я прошу...
Она просила по настоящему, а не так, как раньше. Но конечно, не великодушие заставило меня кивнуть. Я очень хотел трахнуть Дженни, с первой минуты, как только увидел. Я невольно кивнул и тут же с ужасом увидел, как яростно блеснули глаза женщины.
— Кэти, — крикнула она... — заметь время! Сейчас увидишь, как мама отомстит за нас обеих!
Кэти, вытащила одну руку, до того зажатую меж коленок, отогнула намокший обшлаг блузки (вот, подумал я, как брызнуло у бедной девчушки, и рукаву досталось), и уставилась на секундную стрелку детских часиков. А Дженни шагнула ко мне, по моему, у нее еще немножко, напоследок продолжало течь сквозь полурасстегутые брюки, но это уже не волновало ни ее, ни меня, потому что следующим движением, она уверенной рукой взяла меня прямо за все мое мужское. Я так и взвыл.
— Больно я тебе не сделаю, — ласково и зловеще пообещала Дженни... — смотри, дочка, сейчас дяденьке станет еще лучше, чем было нам.
— Ой сучка! О-о! — сквозь зубы промычал я, чувствуя, как ловкие ее пальчики, что называется, катают мне шары, и одновременно нестерпимо натягивают кожу на члене, который и без того был готов брызнуть каждую секунду. Дженни взяла меня в оборот, и только прикрикнула...
— Стой на месте! Ты обещал стоять! — и дочке... — Сейчас у него потечет еще лучше, чем у нас было...
И снова спасительная мысль мелькнула в памяти. Эта женщина всегда издевается сначала сама над собой! Ё — моё, она же заставляет меня хотеть только потому, что сама хочет, «очень-очень» как наивно проговорилась мне бедняжка Кэти! Я высвободил свою руку и из последних сил, пропихнул ладонь в насквозь мокрые трусы своей мучительницы. Она сделала попытку противостоять моему подлому приему, выгнулась, брыкнула ногой, совсем, как лошадь лягается, но после уже пережитого сил у женщины оставалось, наверное, немного и вскоре моя ладонь пройдясь по теплому, намокшему треугольнику волос, просунулась в самое горячее местечко женского тела, в ее святая святых — между ног.
— Мама! — выдохнула Кэти, услышав, как отчаянно, обреченно вдруг взвизгнула Дженни. Подрагивающий в последнем издыхании желания и стыда клитор моей начальницы оказался у меня под пальцами в одну секунду, и тут же ослабла ее хватка за мои яйца. Еще десять секунд мы жали
