вкусом ананасов? — Я ел недавно их, госпожа, — ответил негр. — Мне понравилось. Приходите еще завтра, — Эмми довольно хихикнула. — Только втроем. Обязательно втроем.* * *Через три недели Дорис окончательно убедилась, что беременна. И нехорошее предчувствие овладело ею. Оно становилось сильнее день ото дня. От Джона ли будет ребенок? Или все-таки от кого-то из негров? Их через ее постель в первые десять дней после отъезда мужа прошло с дюжину. Отцом мог быть Сэм, Джим, Франсэ... Все они спускали сперму не только ей на лицо, но и во влагалище.Проклятие! Что же теперь? Как она, опытная уже тридцатидвухлетняя баба так доигралась?Скрывать беременность было невозможно. Кто-то из рабов всё равно потом проболтается. И в одном из писем она написала Джону, что ждёт ребенка. От него пришел ответ через месяц. Джон был несказанно счастлив. Писал, что хотел бы приехать, но пока не может, ибо дела полностью захватили его.Дорис решила, что это только к лучшему. Если родиться белый малыш, что ж, это хорошо. Никаких тогда проблем. Ну, а если черный... Что ж, когда это случиться она подумает, что сделать.Но собственная беременность, итог которой был под вопросом, стала для Дорис не единственной проблемой. Вскоре выяснилось, что Эмми её дорогая доченька, тоже беременна. Она пыталась некоторое время скрывать, но разве можно утаивать такое долго? — От кого? — это был первый вопрос Дорис.Эмми смотрела на мать с ужасом. Потом пролепетала: — Не знаю. Может Сэм. Или кто-то еще из рабов. Их много было...Дорис застонала, закатила глаза. Кошмар! Какой кошмар! Чертовы негры и здесь наследили! — Ты знаешь, что сделает с тобой отец, когда узнает?Эмми начала плакать, хорошо понимая что ждет ее. Мало того, что отец вышвырнет ее из дома, от нее отвернется все общество. Она навеки заклеймила себя преступной связью. Рыдания душили Эмми, жизнь начала казаться ей невыносимой. — Мама, я хочу умереть! Как жить то теперь! Какой позор!Сердце Дорис сжалось. Кому как не ей было понять дочь. Устоять перед этими черными не смог бы никто. А сама она, не черного ли ребенка носит под сердцем? — Успокойся, — сказала Дорис, прижимая Эмми к себе. — Мы что-нибудь обязательно придумаем.Поскольку избавляться от ребенка было уже поздно решили ждать его рождения. Все контакты с Сэмом и всеми остальными чернокожими прекратили. Эмми вела затворнический образ жизни. О ее положении знали лишь Лусинья и еще пара служанок. Джону о положении дочери Дорис не сообщила. Более того, после долгих раздумий и душевных терзаний она решила, замести все следы. Наняты были люди, которые все устроили так, что Сэм был обвинен в воровстве. Беднягу насмерть запороли на конюшне. Говорят за всё в этой жизни надо платить. И Сэм заплатил сполна. Дорис было тяжело на сердце. Весь день после смерти Сэма она проплакала. Можно ли остаться равнодушным, когда по твоему же приказу убивали человека, доставившего тебе столько радости, столько счастья? Но иного выхода не было. Да и кто такой, в общем-то, этот Сэм? Обычный раб. Дорис горевала сильно но не долго. От других негров, побывавших в её спальне и в спальне её дочки, тоже постепенно избавились под разными предлогами.Когда пришло время рожать, рядом с Дорис были лишь Лусинья, и раб-акушер Томас, принимавший роды у всех рабынь, живущих в поместье.Роды прошли достаточно легко. Дорис лежала на ложе, вокруг хлопотали рабы. Лусинья вытерла ее вспотевший лоб полотенцем. — Тужьтесь! — кричит акушер. — Сильнее, миссис Дорис! Уже показалась головка!Детский плач огласил комнату. — Цвет? — прохрипела Дорис, вцепившись Лусинье в край фартука. — Скажи, какого он цвета.Негритянка уставилась на госпожу глазами полными ужаса. Голос ее дрогнул. — Ребеночек черный, госпожа.Тяжелый вздох отчаяния вырвался из груди Дорис. Она закрыла глаза, откинулась на подушки. Но не время
