можжевеловым, березовым, растирали меня какой-то целебной болотной грязью, сопровождая все легкими сексуальными шалостями.
Попарившись, мы поднялись на полог и, помолчав, продолжили разговор. Я, уже без всякого стеснения, интересовался у них их сексуальными увлечениями.
— А чего, — удивлялся Николай, — у нас все на селе так трахаются, чего дрочить-то, если рядом натура есть. У нас всегда так — пока не спился и батька меня щупал, и дед батьку щупал. Младший должен старшего всем ублажать.
— Ах вот как — младший старшего, — загорелось во мне, — ну так ублажи меня на последок.
— Ну, что ж, — без доли смущения, с ухмылкой, выдал Николай, — валяйте, хотите — трахайте.
И повернулся ко мне своими красивыми ровными ягодицами. Между золотистыми персями ягодиц, словно лоно цветка раскрылся нежно розовый анус, лишь кое-где он был опушен едва заметными тычинками.
Я блаженно стал лизать это лоно любви, добиваясь от него ответа, ожидая что оно откроет передо мной свои лепестки, пропустив меня внутрь. Не выдержав сладострастной пытки, я вогнал свой орган в него. Николай испытал мгновенную боль, а потом и его и меня поглотило блаженство.
Долго мы еще лежали в бане, умывая друг друга, как из-за стены вдруг раздался зычный голос хозяйки:
— Ну чего там в бане, не угорели еще, еда стынет.
В доме в красной избе нас ждал стол, накрытый по-деревенски щедро. Продукты, вместе и по отдельности, лежали горками — огурцы, помидоры, сметана, мед, блины и еще чего только не было.
— Ну, как мои молодцы, в баньке, — интересовалась хозяйка у меня.
— Да нечего — молодцы они у вас и так, да и в баньке тоже.
— В баньке-то да, — стонал протрезвевший глава семейства из угла.
И лишь краем глаза я заметил пристальный, с издевкой, взгляд жены, догадывавшейся по сплетням о моих экспедиционных увлечениях.
— Да уж, банька-то тебе на пользу, — повторяя интонации хозяйки, бросила она.
Но никто не мог догадаться, о чем шла речь. И мы принялись за богатую трапезу. — ---------------------------------------------------------------------- —
Прошло три года, и тут в одном русском геевском журнале вдруг увидел поразительно знакомые лица, и долго не мог поверить — неужели это они — Пашка и Николай — мои Гермес и Меркурий. А ведь они! Да и в той же позе, что в баньке! Значит не пропали, не сгинули, не спились, как отец их, в далекой тверской деревеньке, которая от Москвы-то и совсем не далеко — в трех часах езды.
