несколько раскидистых деревьев. Внимание моё привлекла яблоня с большими красно-желтыми плодами. Сердце в груди ёкнуло, когда из-за широкого ствола вышла восхитительная фея, высокая, статная, в полупрозрачной накидке. Она, игриво улыбаясь, изогнула гибкий стан и оперлась о ствол. По ветке сползал фиолетовый змий. Он пополз по плечу феи, — она не шелохнулась, — поднялся выше и ткнул мордой созревшее яблоко: оно качнулось и сорвалось. Фея ловко поймала его и, обнажив ровный ряд зубов в лучезарной улыбке, швырнула райский плод в мою сторону. Схватив плод, я, задрожав всем телом, надкусил его: нектар наполнил мой рот, я надкусил ещё и ещё, но тут же уронил яблоко, ибо увидел приближающуюся фею, которая медленно шла, покачивая волнующе подвижными бёдрами. Заходящее солнце осветило её тело, сделав накидку почти полностью прозрачной, и меня заколотило в сладостной истоме, так прекрасны были женственные формы.
Через несколько мгновений она приблизилась ко мне, и мы замерли, почти не дыша, в восторге пожирая друг друга глазами. Наконец я не выдержал и протянул невесомые ватные руки: скользнул ладонями по шее, нырнул под накидку, которая тут же спала, как пелена, открыв божественное тело. Я сдавил девственные бёдра и привлёк женщину к себе: долго любовался её колдовскими — зелёными глазами, сияющими как изумруды. В упоении наши уста соединились, и я втянул её мягкие влажные губы в себя, смакуя их как сладчайшую ягоду: вкусная помада проникла внутрь и растеклась нектаром. Её язык, подвижный, тёплый, расчленил мои уста и вошел вглубь как жало. Все наше естество слилось в волнующей пульсацией, души перетекали, смешивались, словно в сообщающихся сосудах. Сладкая судорога волною прошла по моему телу, в глазах потемнело, я отпрянул от дивного кубка её пьянящих уст, пытаясь отдышаться. Не выдержав, я тут же хотел снова впиться в её уста, но фея внезапно вскинула правую руку, и отраженный луч на мгновенье ослепил меня. Фея ахнула, резко опустила руку, и я почувствовал, как под сердце моё вошло острое лезвие ножа. Я вскрикнул, по инерции прижал свои губы к её ядовитым устам и стал медленно, со стоном, напоминавшем любовный, оседать. Губы мои скользнули по шее, по упругой груди (розовый сосок на секунду попал мне в рот) и — ниже, ниже, к выпуклому животу, пока губы не вдавились во влажную чарующею пустоту. Я почти задохнулся от тяжелого благоухания и, качнувшись, упал навзничь.
Фея откинула нож и опустилась на колени, раскинув их так, что лепестки дивного цветка разошлись, открыв родонитовую мякоть, покрытую росой страсти. Теряя силы, я приподнял голову и воскликнул, хрипя и задыхаясь:
— Как же так?! Где же любовь, где блаженство, счастье?!
Прекрасная ведьма (теперь — то я знал, что это за птица) ядовито усмехнулась и сухо ответила:
— Любовь ничего общего не имеет со счастьем и блаженством. Она имеет общее лишь со смертью и безумием.
Я увидел на её неправдоподобно длинных роскошных ногах, выше колен, тёмные фиалковые следы чьих-то жадных поцелуев, — и с отчаянием бессильно опустил голову в раскалённое море ревности. Ведьма наклонилась над моим лицом и заслонила часть неба, приподняв округлый зад, похожий на купол совершенного храма и за её спиной выросли хрустальные крылья перистых облаков,, — и, сверкнув зелёными глазами, жадно, со стоном впилась в мои бескровно остывающие губы...
В последний миг я услышал восхитительную музыку: звучало «Адажио» Альбиноне. Я судорожно изогнулся, пытаясь обнять драгоценные мраморные плечи, но лишь бессильно уронил руки, утопая в болоте колдовских зелёных глаз...
Смерть была легка, желанна — как оргазм.
