Бармен турок возжелал меня, когда я отдыхала в отеле Сан Хэвен в Алании. Он ухлёстывал за мной, что было сил, но взаимностью отвечать на его ухаживания я не собиралась. Во-первых, он был не в моём вкусе (чересчур толстый), а во-вторых, я отдыхала не одна, а вместе с мужем. Только что у нас была свадьба, и нам подарили путёвку в Турцию, на двоих, что называется: медовый месяц в Алании! Не совсем, конечно, месяц — всего 14 дней. И эти 14 дней были на исходе. Завтра мы должны улетать домой. Муж очень хотел посмотреть Стамбул, а мне этот Стамбул никуда не сдался, поэтому муж уехал один, а я, чтобы разнообразить своё утро, пошла в бар.
Бар не работал, все столики были пусты, но турок бармен (тот самый, который за мной ухаживал) уже был на своём месте за барной стойкой. Он увидел меня, одну, без мужа, и широкое его лицо расползлось в плотоядной улыбке. Я села за столик, турок сел рядом со мной, угощая ледяным мохито.
— Я завтра уезжаю, — сказала я, потягивая коктейль через соломинку.
— Я буду очень скучать, — сказал бармен, двигаясь ко мне ближе. — Наташа.
— Что?
Турок смотрел на меня, жадно дыша и плотоядно улыбаясь.
— Ты подаришь мне что-нибудь на память?
— Что именно вам подарить?
— Подари мне свои трусики.
— ЧТО?!
— Подари, пожалуйста, мне свои трусики! Я больше ни о чём тебя не прошу. Ты ведь знаешь, что я очень сильно тебя хочу. Но ты замужем, принадлежишь другому, поэтому всё, что я прошу: подари мне свои трусики.
Я понимала, что так просто от него не отделаюсь.
— Ну, хорошо. Я схожу в номер и принесу.
— Зачем в номер? Не надо в номер. Подари те трусики, которые сейчас на тебе.
Сердце моё напряженно замерло.
— То есть как?
— Просто, вот сейчас сними трусики и подари их мне!
Дыхание перехватило, а сердце тяжело забилось. Я даже слегка увлажнилась. Этот наглый турок предлагал мне прямо здесь, прямо сейчас, снять с себя трусики и подарить их ему. К моему удивлению, меня эта мысль возбуждала.
— А вдруг кто-нибудь зайдёт?
— Я закрою дверь, — сказал он, пошёл, закрыл дверь, и снова сел рядом со мною.
Я пребывала в нерешительности.
— Вы обещаете, что оставите меня в покое и не будете приставать?
— Обещаю! — сказал он. — Просто сними свои трусики и подари их мне.
— Хорошо, — сказала я.
Не спеша, поставила махито на стол, засунула руки под подол сарафана, слегка привстала, стянула трусики с бёдер, потянула их ниже, через колени, ещё ниже, высвобождая сначала одну ногу, потом другую, сняла их полностью. Пунцовая от возбуждения, я отдала свои трусики турку. Он не стал их разглядывать или обнюхивать, а сразу засунул в карман бермудов.
Я допила махито и сказала:
— Ну, я пошла?
Турок молчал.
Я встала. Турок слегка отодвинулся, пропуская меня, и продолжая смотреть на меня. Без трусиков я чувствовала себя возбуждающе голой (хотя подол сарафана был довольно длинный и скрывал всё). Я хотела пройти между турком и столиком. Но едва я сделала шаг, турок схватил меня за запястье.
— Наташа! Ты сводишь меня с ума! Ты безумно красивая! Не уходи! Наташа!
— Но вы обещали, что не будете приставать!
— Да, да! Я не буду приставать! Побудь ещё немного!
И я почувствовала, как вторая его рука легла на мою ногу, и, продвигаясь вверх, полезла под подол сарафана. Рука медленно заскользила по внутренней части бедра, по обнаженной коже. Мурашки удовольствия побежали по телу. Гипнотическое оцепенение овладело мной. Я стояла и не шевелилась, позволяя кавайному увальню забираться всё выше и выше, непозволительно выше, пока его пальцы не коснулись моих половых губ. Я вся затрепетала и потекла. Колени задрожали от возбуждения. Грудь напряглась, соски стали каменными. Мужчина и вторую руку сунул под подол сарафана. Теперь одной рукой он гладил мою киску, а второй рукой сжимал и тискал мою голую попу. Лицо мужчины сияло удовольствием. Ему было в кайф ощупывать молодую русскую Няшу-Наташу.
