влиятельными политиками страны, Маша пыталась представить, сколько же денег скопилось на его банковском счете, но это у нее не получалось. Ясно было одно — бизнес Рафилова он мог купить и выбросить на помойку просто для развлечения, забыв про эту ерунду на следующий же день. Насколько была огромна разница в статусе родителей, настолько же отличалось поведение детей. У Юли никогда не было вызывающе дорогой одежды, главная цель которой не удобство, практичность или красота, а обозначение статуса хозяина. Никаких дорогих телефонов. Никаких вечеринок в закрытых клубах. Встретишь такую на улице — обычная девчушка из семьи среднего класса. Осталась она такой и сейчас. Ей, естественной и искренней от природы, была чужда жеманность и наглость, которую нередко можно наблюдать у разбалованных богатством родителей отпрысков.
Квартира Юли оказалась, как Маша и ожидала, комфортной, но без лишней роскоши.
— Присаживайся, — Юля кивнула в сторону большого мягкого кресла, — я сейчас что-нибудь приготовлю. Хотя... Слушай, ты наверно в душ хочешь. На вокзале ночевать... Ну ты даешь. Я до сих не могу поверить.
От душа Маша отказываться не стала. Горячие струи быстро смыли городскую пыль и сняли напряжение, накопившееся в мышцах. Нет, так и заснуть не долго, девушка сделала воду прохладней, и это сразу помогло взбодриться. В ванной комнате не было бритвенных принадлежностей, значит живет одна. Интересно, встречается с кем-нибудь? Наверняка есть парень, причем очень крутой и умный, другого представить рядом с подругой Маша не могла. Да какая к черту разница.
Юля сидела в кресле. Сейчас на ней были домашние легкие бриджи чуть ниже колен и короткий, спортивного типа топик. На журнальном столике стояло блюдо с фруктами и бутылка джина.
— Как тебе джин? Или лучше коньяк?
— Нет, обожаю джин, — удивительно, но даже сейчас их вкусы во многом сходились.
— За встречу. И дружбу.
— И дружбу, — наверное, в исполнении Маши эта фраза прозвучала слишком неоднозначно.
Джин растекся по телу успокаивающим теплом, разговаривать уже не хотелось, и девушки молчали. Им снова удалось настроившись на одну волну ловить ускользающие мысли друг друга. Постепенно из их молчания соткалась та тишина, которая содержит в себе больше смысла чем тысяча самым тщательным образом подобранных фраз. Этот смысл кажется самым реальным, что существует в этом мире, но выразить словами его невозможно. Более того, только попробуй произнести хоть один звук, как он словно пугливый зверек шмыгнет обратно в свою нору. Молчаливое нехитрое счастье, которое скоро снова растает, заставляя отчаянно кидаться из стороны в сторону, пытаясь его вернуть. Как и тогда, весенним вечером на балконе, Маша уже не знала, что пьянит ее — клубничный ликер, джин, любовь или ощущение свободы. Она заглянула в глаза подруги, хотелось удостовериться, что она испытывает то же самое. Юля выглядела серьезной, ее влажные карие глаза смотрели прямиком в самый укромный уголок души Маши. Вот сейчас она бы смогла сказать эти три слова, однако сегодня это было бы неправдой. Любовь все еще теплилась в ней, но после стольких лет она стала похожей на заспиртованную в банке с формалином розу, живой она была в прошлом, сейчас от нее остался только образ. И эта любовь сделала прощальный подарок — жгучее и искреннее желание. Желание, которое есть здесь и сейчас, оно не помнит прошлого и не думает о будущем.
Все с тем же серьезным выражением лица Юля коснулась предплечья подруги, ее пальцы скользнули ниже, не заметив тонкого шрама на левом запястье, и замерли в теплой ладони. Маша легко, почти неосязаемо, сжала их, и как в тот далекий вечер на мгновение прикоснулась к нежным губам. Она понимала, что означает такой прямой, неморгающий взгляд. Он означает «Да». Это был уже настоящий поцелуй. Разомкнутые губы позволяли дарить влажное тепло и нежность, игриво
