замечательное отверстие. Надо сказать, что Лика до ужаса боялась щекотки, что привносило в эту позу свою пикантную изюминку. Стоило мне чуть подвигать руками, оглаживая ее тонкую талию, или, более того — провести по ребрам, как она тут же фыркала от смеха, и ее попка сжимала мой член, словно тисками.
Вновь почувствовав приближающийся оргазм, я стал двигать бедрами быстрее и размашистее, входя и выходя на всю длину. Время от времени, член полностью выскальзывал из Ликиной попки, и через мгновение вновь пронзал ее, закрывая темно-розовое отверстие. Лика же, прикусив нижнюю губу, яростно теребила клитор, от чего по ее ногам текла смазка.
За мгновение до того, как я начал кончать, она гибкой кошкой извернулась, и вот, вместо ее шикарной и упругой попки, мой член попадает в ее прелестный ротик, где он тут же извергается. Лика обсасывала и облизывала чего, обхватив теплыми ладошками, и выдаивая из него последние капли. Проглотив все, она с лукавой улыбкой чмокнула головку, после чего, поднявшись на дрожащие ноги, пошла в ванную.
Я остался один. Полностью выжатый, но при этом невероятно счастливый. От мерзости утреннего кошмара остались лишь воспоминания...
Я нахмурился. А ведь, если посудить — то я, да и все наше общество, не далеко ушли от этого садиста-отчима, который довел своего пасынка до края. Как и он, мы предоставляем людям, не имеющим гражданства, возможность работы, крышу над головой, и прочие «блага цивилизации». Как и он, мы берем за это свою плату: не граждане обязаны быть, по сути, едва ли не рабами. Они убирают наши дома, готовят нам еду, согревают наши постели. Все это — условия их контрактов, заключаемых на пять лет. Отличие одно: государство обезопасило себя, и нас тем, что после подписания контракта этим добровольным рабам делается инъекция, подавляющая их волю, и превращающая их во всегда позитивных и всем довольных инфантильных подростков. Они не могут отказать своему хозяину, что бы тот ни приказал. Они не могут высказать свою волю. По истечении пяти лет, им делается новая инъекция, подавляющая действие первой. И они становятся гражданами. Гражданами с весьма неприятным прошлым, которое они, к счастью, помнят как полузабытый сон.
Я схватился за голову. Вот они, последствия последней войны, в ходе которой было уничтожено около трети населения. Мир начал затягивать раны, диктуя новые, жестокие законы. Лика, поплескавшись в ванной, как была — нагишом — прошлепала босыми ногами по коридору.
— Лика, иди сюда.
Она послушно развернулась, и пошла ко мне. Села на кровать, и заглянула мне в глаза. Я ее плохо видел, поскольку в моих глазах стояли слезы. Подавшись ко мне, она нежно обняла меня, притягивая к себе. Расположив мою голову у себя на груди, она стала поглаживать меня по волосам, что-то неслышно нашептывая, будто ребенку.
— Скажи... — Я осекся, потому что горло неожиданно сжало спазмом. — Скажи, почему все... вот так? Почему люди должны проходить через все это?
Я не ждал ответа, но она, помолчав, все же сказала. Голос ее был, против обыкновения, не восторженно-звонким, а тихим и глубоким.
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы стать гражданами, людям приходится проходить через ад. Ладно я, став солдатом, на десять лет потерял себя. Но человек должен сражаться. Но почему вам приходится быть... Быть рабами?
— Мир — это механизм. И лучшая смазка для его деталей — это кровь и слезы. И чем больше их — тем увереннее он работает. Тем, кто не может продать душу, и стать воином — приходится продать тело, и стать рабом. Я училась, чтобы стать врачем, но сейчас врачи не нужны. И чтобы стать гражданкой — мне пришлось отдать то, что у меня есть, и что может понадобиться...
Мы молча сидели. Я, прижавшись головой к ее груди, слышал мерный стук ее сердца. Упрямый звук, говорящий, что эта хрупкая девушка пройдет через все преграды, чтобы дойти до цели. В каком-то смысле она была даже
