братьев. Разглядывание Жени вместе с воспоминаниями о вчерашнем несколько улучшило мое настроение. От созерцания женского тела меня оторвала мама:
— Вов, обедать иди!
Я спустился вниз.
— Вов, у тебя после обеда какие планы? — словно невзначай спросила она меня.
— Не знаю... — пробубнил я с набитым ртом. — А что?
— Да вот думаю погулять сходить. Я тут с женщиной одной с утра познакомилась. Ты с нами не хочешь?
Вариант был беспроигрышный — мама прекрасно знала что я ни за что не потащусь с двумя тетками, которые всю дорогу будут обсуждать свои, не интересные мне дела.
— Нет. — ответил я. — Не дождетесь. Сами гуляйте, а я лучше посплю.
И тут, пока я блуждал взглядом по сторонам, оценивая проделанную мамой за полдня работу, меня осенило. Ведь я, безуспешно прыгая сегодня возле окна на чердаке, совсем забыл про окна внизу! Вот, например, в прихожей! Два окна, и оба выходят на дом братьев! И если забраться на печку... Подожди! — оборвал я себя — Еще неизвестно, может оттуда тоже ничего не видать!
Быстро поев, я еле дождался пока мама зачем-то выйдет на улицу и взлетел на печь. Ммм... Да... Окно в доме братьев, конечно, вот оно, прямо напротив. И даже ветки деревьев не сильно его загораживают. Но вот от комнаты видна только маленькая часть, самый центр. Ну еще немного стена слева и спинка кровати. Жалко. Сомневаюсь, что все будет происходить на видимом мне пространстве, но может хоть что-то увижу.
Поднявшись к себе, я сначала выглянул в окно. Женя все еще загорала, теперь, правда, перевернувшись на живот. Трусы ее купальника были очень близки к тому, что называется «стринги» и сначала мне показалось, что она сняла и их. Разглядывая ее, я вспомнил, как, собирая вещи, долго крутил в руках бинокль, думая брать его с собой или нет. Бинокль был настоящий, немецкий, привезенный, как считалось у нас в семье, моим прадедом с той самой войны в качестве трофея, довольно большой и тяжелый. Собираясь сюда, я не думал, что он мне пригодится, но в городской квартире он тем более не был нужен, а здесь существовала гипотетическая возможность использовать его по назначению. Но так как лишнюю тяжесть тоже тащить не хотелось, я долго раздумывал и так и не помнил что решил.
Вытащив из-под кровати обе сумки, перерыл их обе, прежде чем нашел бинокль, заботливо упакованный на самом дне. Если бы специально не искал — никогда бы на него не наткнулся. Вооруженным глазом рассматривать Женю стало гораздо интереснее, но легкое поскрипывание лестницы подсказало, что мама поднимается ко мне. Я еле успел спрятать оптический прибор в сумку.
— Что это тут у тебя творится? — удивилась мама, глядя на разбросанные по кровати вещи.
— Да так, сумки разбираю...
— А-а-а, ну-ну... — мама утратила к этому интерес и подошла к окну. — Вов, ты видел, как Женька загорает?
— Видел... — не стал я врать. Я ж не виноват, что она в таком виде.
— И как тебе?
— Что «как»? — я подошел и стал рядом.
— Как тебе ее купальник?
— Прикольно. Вся задница видна.
— Нравится?
— Чему там нравится? — буркнул я — Взяться не за что. Ты бы в таком купальнике намного выигрышней смотрелась.
— Да-а-а? — рассмеялась мама — Это точно! Я вообще за последнее время пару лишних килограмм набрала. Вот только купальника такого у меня нет. О-о-о, смотри-ка!
Женя вновь перевернулась на спину, подставляя грудь солнцу и нашим взглядам.
— Тоже скажешь, грудь маленькая? — спросила мама.
— Скажу! Мам, ну ведь правда маленькая, разве нет?
— Зато красивая. Не то что у меня.
— Мам, у тебя лучше!
— Вов, ну откуда тебе знать-то? Ты что, меня голой видел?
— Нет, мам, но вот же... не совсем голой, но... — вспомнил я сцену у реки.
— А, ну да, помню... Так лифчик на то и нужен, чтобы поддерживать грудь в выгодном положении. А без него... А у Женьки, смотри, и так...
Тут нашу познавательную беседу прервал звук заводящейся машины. В чистом деревенском
