провоцировать») и старательно пялилась в мобилку, где только что была статья о Рерихе, а теперь, после случайного тыка в экран, грузилась какая-то левая новостная страница:
«... Британские ученые обнаружили, что сильный стресс может стимулировать столь же сильный всплеск либидо... « — читала она, не понимая ни слова, — «стресс блокирует верхние этажи сознания, освобождая либидо от всевозможных запретов и табу... Выброс адреналина... защитная реакция организма... с партнером, с которым в иной ситуации секс невозможен... Мамочки!...»
Все, что было дальше, казалось ей невероятным, но закономерным продолжением ужастика, в который она вдруг попала. Тротуар вдруг залился серебристым сиянием, и ее ноги отделились от земли, канувшей вниз, как под самолетом...
«Это все Он», стучало в ней. Она не могла ни кричать, ни шевелиться, и только думала — «Он. Он. Он. Он шел за мной, и Он это сделал...»
Оглушенный ум тормозил, как зависший компьютер. Все, что она видела, отражалось в нем с опозданием: улица с фонарями и домами, уходящая вниз, полет, огромный сизый диск, огни, зеленое чудище, голый мужчина... Мужчина громко кричал.
«Чудище? Это Он. Тот, который шел за мной. Он поймал меня и этого мужчину, и сейчас Он нас...»
Вдруг она завизжала, — да так громко, что в голове коротнулись какие-то контакты, и зависший ум заработал:
«Мужчина громко кричит.
Чего он кричит?
Он защищает меня перед Зеленым.
Где мы?
В какой-то комнате.
Чего от нас хотят?
Нас хотят убить?
Или другое?...»
И вдруг она ПОНЯЛА.
Все-все-все поняла (или почти все) — будто в мозг вставили готовую картинку.
Не испугалась, потому что сил на испуг не было, а только очень, очень удивилась. И сразу же увидела, что она голая, совсем голая, как и мужчина рядом с ней...
«Значит, я голая.
Совсем голая.
Со мной голый мужчина.
Как в моих снах.
Мужчина хочет секса.
Нас похитили инопланетяне.
Настоящие инопланетяне.
Они хотят, чтобы мы занялись сексом.
Сейчас я займусь сексом.
Наверно, у меня нет выхода.
НЕТ ВЫХОДА...»
Ей было зябко, как на сквозняке. Она видела, что Юрик был «из них» — из грубых типов, которых она боялась, как чумы, — и от этого было вдвойне страшней и слаще. Чувство ожившего сна нарастало, как звон в ушах, и когда Зеленый напал на нее, а Юрик вступился — почти не было страха, и было только чувство — «вот, вот, уже сейчас...»
— Если вы, организмы, не выполните... я буду вынужден... и тогда... — гудел Зеленый.
Ксения судорожно сглотнула.
Конечно, это не смерть и не боль, но... ей хотелось, чтобы не было выхода.
И она шептала себе: вот теперь действительно нет выхода. Нет.
Нет.
НЕТ, — твердила она и плавилась, как масло. «Сейчас со мной сделают Это», думала она, когда Юрик подходил к ней. «Сейчас, сейчас, сейчас... « — стучало в ней, когда он обнял ее и поцеловал так нежно, как она не ожидала от него, и потом целовал ей так все лицо, и шею, и ключицы... и тело обволоклось мурашками, от которых хотелось умереть, и в рот проник Он, сладко-соленый и влажный, и нежный, и лизучий, и соски заискрили под его пальцами — впервые, впервые в жизни, — и все тело стало мягким, рыхлым, как будто он забрал у нее власть над ним...
Заласканная, зализанная Ксения извивалась в тихой истерике и думала — «мне разводят ноги... мне ласкают Манюню — аааа, как хорошо... голую Манюню... на меня залезли... в меня уперлись... ааа... аааааа...
— Аааааа!... — закричала она, когда стало больно и плотно. Он обцеловывал ей губки и глаза, но нервные пружины в теле все равно натянулись, и было туго, туго, и еще туже, будто внутри пророс тяжелый острый стебель — и набухает, и тянется внутрь, в глубь изголодавшегося тела... и очень хотелось насадиться, чтобы Он попал ТУДА — в зудящую, подсасывающе-сладую точку, — но Он врастал мимо, в обход, сторонами, больно натягивая все вокруг и внутри, но не ТАМ — и толкался рядом, совсем рядом с зудящей точкой, и
