Пятница... 2 курс... Лекции закончены, и твои друзья уговаривают тебя сходить с ними в клуб. Сходить повеселиться. Ты соглашаешься, но разговоры о твоем несуществующем парне быстро надоедают, и ты уходишь.
Ты идешь по аллее и думаешь о том, почему всех так волнует твоя личная жизнь. Точнее ее отсутствие... Да, тебе двадцать лет. Да, до сих пор у тебя не было парня, но последнее не означает, что ты должна улыбаться людям, которые, по мнению твоих подружек, могут тебе понравиться.
От размышлений тебя отвлекает женщина с коляской, просящая о помощи. Ты соглашаешься и склоняешься над ребенком, не ожидая подвоха, и через минуту чувствуешь ткань, вымоченную в эфире на твоем лице. А затем пустота.
Ты не знаешь, сколько времени ты провела без сознания, но пробуждение тебя пугает. Ты обнажена, на твоих глазах повязка, во рту — кляп, руки закованы в наручники, а широко разведенные ноги тоже к чему-то прикованы, но больше всего тебя пугает наличие ошейника на шее. Ты вспоминаешь рассказы знакомых детективов о новом виде криминального бизнеса — продаже и подготовке рабынь — и тебе становится по-настоящему страшно. Страх еще больше усиливается, когда ты слышишь голос той самой женщины:
— Очнулась, рабынька? — ошейник затягивается еще туже, и ты начинаешь задыхаться.
— Ничего, дальше будет еще хуже. Я продам тебя, но сперва я буду... , — однако ее прерывают.
Раздаются выстрелы, крики...
«Папа», — проносится в твоей голове, и ты снова проваливаешься в небытие.
Второе пробуждение оказывается еще более странным. Ты с завязанными глазами и с кляпом во рту лежишь по-прежнему голая и распятая, но лежишь на шелковых простынях, а руки и ноги обвивают более мягкие веревки.
— Очнулась? — приятный мужсккой баритон с нотками сочувствия раздается совсем близко, но ты продолжаешь свое небольшое представление, в надежде, что он уйдет.
— Прекрати, я же знаю, что ты пришла в себя.
Он нежно проводит рукой по твоей щеке. Ты вздрагиваешь, и понимаешь, что этим жестом выдала себя.
— Я с радостью развяжу тебя, но ты должна пообещать, что будешь хорошо себя вести. Ведь слову дочери копа можно верить? — ехидно добавляет он.
Ты неуверенно киваешь, ощущая прилив новой волны ненависти к этому странному объекту, и чувствуешь, как кляп покидает твой рот.
— Так лучше? — продолжает он, развязывая руки и ноги, но оставляя повязку на глазах.
Ты облизываешь губы.
— Можно попить? — как-то жалко просишь ты, недоумевая куда подевалась сильная и уверенная в себе Натали Гэл.
Ты жадно глотаешь воду, чувствуя, как пролитые капельки попадают на твою грудь и плоский животик.
— Зачем я тебе? — уже увереннее спрашиваешь ты, проигрывая в голове события, произошедшие за последний день. — Решил из киллера податься в насильники?
Мужчина хмыкает.
— Как много может сделать обычный стакан воды... Ну не знаю, в конце концов не каждый день в твои руки попадает девственница.
Ты вздрагиваешь, и это не ускользает от его цепкого взгляда.
— Кстати почему ты еще ею являешься? Если не встретила любовь, то можно было притвориться, — добавляет он.
Вспыхнув, ты пылко произносишь:
— Притворись, что любишь... Что за издевка!! Ведь притвориться любимым и любящим не возможно, любовью можно только жить, — горячо произносишь ты.
Незнакомец молчит, а через секунду:
— У тебя синяк, — доносится до тебя мужской голос.
Его обладатель начинает нежно размазывать крем по твоему животику, попутно слизывая его кое-где языком. Ты вздрагиваешь.
— Нравится ощущение? — чуть отрываясь, произносит он и переходит к твоей груди.
Ты молчишь, не зная, что сказать. Незнакомец широко раздвигает твои длинные ножки и спускается к твоей промежности, не прекращая ласки своим язычком. Ты выгибаешься дугой и начинаешь стонать от наслаждения, в душе проклиная себя за слабость: дочь копа и ее первый мужчина — киллер. Что за
