— Ты изменился, брат. Я знал тебя другим.Группа всадников не спеша направлялась прочь от медленно клонящегося к горизонту золотого солнечного диска. Невозможная жара нехотя отступала. Два рыцаря ехали впереди, пятеро солдат чуть сзади. Последней плелась усталая лошадка с плотно закутанной в свои одежды рабыней.Сир Роберт Де Ноэ, лицо которого ни на мгновение не покидало абсолютное равнодушие, казалось, с трудом разлепил уста: — Я мертв, брат. Мертв. Мне разорвали грудь и бросили в пыль мое пылающее сердце. Безжалостный арабский скакун раздавил его своим подкованным копытом. — Я не понимаю тебя! — удивленно воскликнул сир Генрих, — О чем ты говоришь?! — Мы не виделись два года. Многое изменилось... — начал свой рассказ сир Роберт, — После того как мы расстались под Антиохией я направился к Аккре. Мой меч там очень пришелся кстати. Герцогу Реварру весьма досаждали орды египтян. Еще бы день, другой и его иссушенная мумия болталась бы на стене замка. Но, к счастью, мы выстояли, хотя и пришлось погулять по колено в крови... Впрочем, я отвлекся. Дело в том, брат, что в Аккре я имел честь быть представленным дочери герцога, прекрасной принцессе Франческе. Дева Мария, что это была за девушка, брат. Красавица с такой бледной кожей, словно она жила не в проклятой Иудее, а в старой доброй Франции. Чиста, будто лебедь. Горда и непреступна, как богиня. Стоило ей появиться на улице, простолюдины валились на колени и в исступлении кричали от счастья. Чистый ангел.Последующие полгода, брат, были сущим раем. Если я не проводил свое время возле нее, то либо метался в своей кровати, бредя ею, либо рубил мусульман с ее именем на устах. Если бы она попросила отдать за нее мою никчемную жизнь — это было бы высшим счастьем. Клянусь Святым Георгием, своим мечом я заслужил права просить ее руки... — Что же случилось?! — в нетерпении воскликнул пораженный услышанным сир Генрих. — Накануне дня помолвки, брат, прискакал гонец — бедуины перешли границу и захватили небольшую деревеньку. Я первым вызвался вести отряд. Меня пытались отговорить, но, бог мой, я был окрылен! Мы помчались словно ветер. Пустынные бродяги вопили от страха и напрасно просили пощады, мы изрубили их как тростник на мелководье. Но вернувшись назад, брат, я увидел лишь дымящиеся развалины на месте величественного замка моей принцессы. Несколько выживших солдат рассказали о том, как на них внезапно налетел отряд мамелюков. Стражники были не внимательны и не успели вовремя захлопнуть ворота. Началась резня. Женщины затворились в соборе и стали молить Святую Деву о спасении, мужчины бились с пришельцами насмерть. Обезумевшие египтяне не обращали внимания на свои раны, а когда поняли, что им не победить — подожгли замок. В страшном пожаре погибали и атакующие и защищающиеся. Рушились башни, провалилась крыша собора. Все кто был внутри — погибли...За все время жуткого рассказа голубые устремленные к горизонту глаза рыцаря не изменили своего пугающе равнодушного выражения. — Если бы я только остался, брат. Если бы мог погибнуть защищая ее... А так... Я умер в тот день, брат. Вот в чем дело. Погиб. То, что ты видишь перед собой лишь призрак... Пустая кажущаяся оболочка, которая... — Господин! — раздался неожиданный вопль одного из солдат сзади, — Господин! Посмотрите!Оба рыцаря резко обернулись: не далее чем в десятке миль позади них стремительно неслась толпа всадников. Облако пыли поднялось почти до неба. — Ас-Амаль! — проревел, сквозь сжатые зубы Мортерштейн, — Собака! Он нагнал нас! — Приготовьтесь, брат, — безразличным голосом проговорил Де Ноэ, разворачивая своего коня, — Нам все равно не уйти...Собравшись в плотный стальной клин, христианские всадники устремились навстречу отряду врагов. На полном скаку сшиблись. Сталь ударилась о сталь. Кто-то
