раскачанные, талия узкая. Вот только кровоподтеки на ребрах все портили. Эх, встретил бы я этих уродов еще раз! Я слез с него и перевернул на спину.
— Не больно? — еще раз участливо спросил я. Даня-Данила покраснел и зажмурился.
— Нет, но... Прости, просто я давно ни с кем не был, вот и... Черт! Извини! Не думал, что так получится! Зря я остался.
У него встал. И он был готов сгореть от стыда. О боже! Как пацан! Ну натуральный ребенок. И ведь ему даже в голову не пришло, что я мог его спровоцировать намеренно. Все, я больше не могу слушать этот поток извинений и сдерживать себя. А хрен с ним, будь, что будет, подумал я.
— Т-ш-ш, — я приложил палец к его разбитым губам и мягко поцеловал.
Он от неожиданности приоткрыл рот и позволил моему языку беспрепятственно проникнуть внутрь. Он пах виски и на вкус — виски. Опьяняет. Сладко. Он видимо очнулся, резко прервав наш поцелуй, испуганно посмотрел на меня.
— Саш, ты чего? — я проигнорировал его вопросы и начал выцеловывать свое имя на его шее.
Он возбуждающе застонал. Чувственный мальчик. Он пытался сопротивляться. Но как-то я в искренность этих попыток не поверил и просто завел его руки за голову и, придерживая одной рукой, другой начал гладить его грудь и такой соблазнительный плоский живот. Посмотрел ему в глаза, а он чуть не плачет. Губу закусил и глаза на мокром месте.
— Ты чего, маленький? — напугал я его, что ли, своей напористостью?
— Саш, ну зачем я тебе, а? Развлечься решил? Саш? — и жалобно так на меня смотрит.
Блин! Да ведь я действительно его напугал. Ой, дура-а-а-ак. Он же не баба в конце-концов, которую на улице сняли перепиха ради, у него же гордость. Ну, почему я сначала делаю, а потом думаю. Ему же, наверное, романтики какой-то хочется, прелюдий. Я отпустил руки, обхватил ладонями его лицо, заглянул в глаза. Осторожно поцеловал в висок, потом слизнул готовые вот-вот сорваться слезы.
— Прости дурака, — пру на пролом, — Прости малыш, давай все сначала? — я протянул ему руку, — Александр.
— Даня. Данила, — исправился он и пожал мою ладонь, я взял его тонкие длинные пальцы и прижался к ним губами.
— Знаешь что, Даня-Данила, а пойдем «Чародеев» смотреть? Это, между прочим, мой самый любимый фильм.
— И мой, — застенчиво признался Даня.
Вроде повеселел. Я взял его на руки и понес в гостиную. Осторожно посадил на диван, сунул стакан виски с растаявшим льдом, подумал, долил еще, бросил льда, пододвинул фрукты поближе, что бы ему ни пришлось тянуться за ними. Несколько секунд смотрел на него, подошел, взял за подбородок и нежно коснулся разбитых губ. Диск должен быть в прихожей. По крайней мере, я его где-то там в последний раз видел. Грязная коробка лежала рядом с разрезанной кроссовкой. Вернулся, поставил диск в проигрыватель, устроился поудобнее на диване. Даня, стараясь не привлекать моего внимания, беспокойно возился на своем месте.
— Малыш, что-то не так?
— Да нет, просто устроиться не могу, все болит, укол отпускает наверное.
Я осторожно притянул его к себе. Даня положил голову мне на плечо, поудобнее на мне устраиваясь.
— Ногу вытяни, — я обнял его, он вздохнул, но ничего, вроде не испугался, — тебе ребра не больно? — прошептал ему на ухо.
— Нет, кажется, нет, — он откинул голову и повернул ее на бок.
Какая шея! Шеи мой фетиш. Фильм начался. Да плевать мне было на фильм! А Даня-Данила смотрел с увлечением, тихонько подпевал, смеялся. Я поглаживал его пальцы и гипнотизировал шею. Не выдержал, наклонился и провел по ней языком. Почувствовал, как напряглась его спина. Но вроде, открытых протестов не последовало. Хотя в первый раз тоже. Уж лучше остановиться. Уткнулся носом в его макушку и попытался смотреть фильм.
Нет, это пытка какая-то! Вот он, твой кусочек секса, лежит у тебя на руках, пьет из одного с тобой стакана, с удовольствием ест виноград из твоих рук, а ты даже сделать ничего не можешь, потому что боишься
