и произнёс на плохом английском языке.
— Я есть Рикардо Хименес... И он изобразил нечто вроде вежливого поклона.
— Вы испанец? — спросил Дюваль, переходя на испанский. — В таком случае давайте говорить на вашем языке.
— Вы мои земляки? — обрадовался Хименес.
— Нет, — покачал головой Серж, — я — француз, моя жена англичанка. Но я хорошо знаю ваш язык. Меня зовут Серж Дюваль, моя супруга — Анна Дюваль. Если можно, расскажите, как вы оказались на острове, — попросил он.
— О, это было так давно... так давно, — несчастный опять сел и, охватив голову руками, заговорил отрывисто. — Мы плыли, потом сильный шторм, корабль затонул... Нас было трое в лодке... Но все умерли... меня же провидение забросило сюда...
— Вы говорите, это было давно. Но хотя бы примерно, как давно? — опять спросил Дюваль.
— Не знаю... Наверное, пятнадцать раз был сезон дождей...
— Сколько вам было лет, когда вы попали сюда?
— Около сорока пяти... Да, сорок пять...
Он замолчал, видимо, воспоминания, дававшиеся ему с трудом, причиняли ему почти физическую боль. — Следовательно, теперь вам примерно шестьдесят лет, — прикинул Дюваль.
— Сэр, — решилась заговорить Анна, — и всё это время... вы были совершенно один?
— Да, мадам... — Нам пора возвращаться, скоро стемнеет, — заметил Серж, — но я, с вашего позволения буду заходить к вам.
— Да, конечно... — Хименес встал и, глядя Анне в глаза, заговорил вежливо почти смущённо: — Мадам, я прошу прощения, что... похитил вас... Клянусь, у меня и в мыслях не было причинить вам что-то дурное... Я искал компаньона... это трудно объяснить, но...
Не договорив, он взглянул на Сержа и, как-то наивно улыбнувшись, заметил:
— Сэр, у вас удивительная жена... Я похитил её не для того, о чём вы, наверняка, подумали... Я хотел говорить... Говорить и видеть живого человека.
— Я верю вам, — склонил голову Серж, потом посмотрел в карие воспалённые глаза и добавил:
— Обещаю, теперь у вас будут добрые соседи.
Когда они подходили к дому, Анна попросила зайти к водопаду — ей хотелось смыть с себя неприятные воспоминания о прикосновениях Хименеса, об ужасном запахе, который вызывал у неё тошноту.
— Теперь, милая, ты вполне можешь стать Еленой Троянской, — улыбнулся Дюваль.
— Ты о чём? — не поняла Анна.
— Ну как же, из-за тебя на острове может разразиться война, — засмеялся он, за что был пребольно укушен в ягодицу.
— Ах, вы так, мадам! — Дюваль схватил её и поцеловал в губки так, словно захотел своим языком пронзить маленький ротик насквозь. Он почувствовал, как от его поцелуя она задрожала, ножки подкосились, и она безвольно повисла на его руках. Серж заглянул в расширившиеся чёрные глаза и утонул в них, как в омуте. Он уже знал этот её взгляд, зовущий, согласный на всё, разрешающий делать с ней любые безумства. Подхватив её подмышки, он приподнял Анну, так, что её напрягшиеся холмики оказались на уровне его лица. Уткнулся носом в ложбинку, заскользил по ней губами, поцелуями поднялся от основания к остреньким вершинкам, стал всасывать их до самых розовых «медальончиков». Тёплые струи водопада колышущейся кисеёй укрыли влюблённых.
Дюваль забыл обо всём на свете, наслаждаясь восхитительным нежным «бланманже» своей любимой. Ручки Анны обвили его голову, пальчики запутались в его длинных волосах, непослушных и жёстких. Точёные ножки охватили его талию, мягонькое горячее местечки прижалось к его животу. Дюваль почувствовал, как подрагивает её попочка, изнывающая от желания, и всё её тело, в мелких мурашках, в стекающих каплях воды, сгорает внутренним огнём. Прижимаясь к нему, оно, казалось, кричало: «Любимый! Возьми меня! Поделись частицей своей жизни! Утоли мою жажду!».
И Серж сделал это, ибо сам уже умирал от охватившей его страсти. Он медленно, как гурман, пробующий любимое лакомство, погрузился в маленькую горячую «раковину». С наслаждением проник в узкое
