сказал Аслан, и, приподняв ножки девушки, закинул их себе на плечи. Сунул торчащий член во влагалище и стал покачиваться сверху вниз, сперва медленно, затем, войдя в раж, быстро. Марина снова рыдала, дергала руками за спиной, тщетно стараясь разорвать крепкие веревки. Аслан стонал, абсолютно никого не стесняясь, посылал комплименты ее телу.
— Узенькая дырочка... то, что надо... мягонькая попка...
— Ты же активистка, активно подмахивай! — со смешком сказанул Ваха, наблюдая половой акт со стороны. Марина повернула глаза в его сторону, полные ненависти и презрения. Аслан опустил бретельки ее платья, обнажив упругую девичью грудь, провел по соскам пальцами. Я вынужден был все это видеть.
— Хорошо... — прошептал Аслан, выпуская сперму на лобок своей жертвы. Федота, здорового недоумка из нашей компахи, не нужно было упрашивать. Ваха сменил его на посту, теперь он держал меня. Федот отвязал Марину от трубы и положил прямо на пол, на какой-то подстеленный грязный мешок. Опустил брюки и навалился сверху. Я видел только раскинутые ноги девушки и голый зад этого подонка. Федот ерзал на ней, охал и стонал, получая удовольствие от ее тела. Кончил он быстро.
— Сима, давай ее раком. Аслан — подержи ей руки, чтоб не рыпалась. — Ваха отдавал приказы, как режиссер кино. Но это был ужасный фильм.
Марине освободили руки и поставили на четвереньки. Я понимал, что они сделают. Сима оказался сзади, пока Аслан держал ее за руки спереди. Сима схватил Марину за попку и резко вогнал свой член во влагалище. Пошли очередные толчки, резкие и настойчивые. Жажда удовольствия и грубой страсти вылетала со рта у Симы в звуке, похожем на рычание. Марина не сопротивлялась, лишь раскачиваясь головой вперед, и ударяясь о плечи Аслана. Они облепили ее с двух сторон, и это было четвертое и самое долгое изнасилование. Наконец, Сима издал крик и спустил Марине на попку. Девушку отпустили, и она обессиленно упала на пол...
«Закончилось», — подумал я. Ваха снова заметил меня.
— Ну что, решил за нами? — с гаденькой улыбкой обратился он ко мне. — Давай, пока она еще тепленькая.
— Ты тварь, — лишь проговорил я в ответ тому, кого когда-то считал своим другом и наставником. Как давно, мне казалось, это было. — Я тебе этого не прощу.
— Ах вот как наш дружок заговорил, — весело объявил Ваханенко. — Ну ладно. Тогда вторая часть программы.
Меня сдавили в груди его слова. Эта группа еще не закончила.
— Эй, красотуха, — Ваханенко подошел к приподнявшейся на локти Марине. Она уже сорвала со рта кляп. Распущенные волосы закрыли ее лицо. — Еще с тебя причитается. Ради своего милого.
О чем он?
— Сейчас напоследок отсосешь у меня, — объявил Ваха. Прозвучало, как приговор. Только не это.
— Мразь... — услышали все. Я не узнал ее голоса, он был взвинчен и полон тоски. Это был ответ Марины.
— Не хочешь? Захочешь. Еще просить будешь... Держите как следует ее хахаля, пацаны.
Сима и Федот крепко сжали мне вывернутые руки. Ваха вдруг достал что-то из кармана. Свет фонарей показал на зажатый в руке блестящий перочинный ножик. Он близко подошел ко мне. — Или отсосешь, или он истечет кровью, — заявил Ваха, повернувшись к Марине. Та молчала.
Ваха резко разорвал мне рубашку. Надавил на грудь острием ножа. И все ж, я не боялся боли.
— Что за послание ей написать? — спросил Ваха у своих подельников.
— Напиши ка, «Малыш + Маринка = Любовь», — посмеявшись, подсказал услужливый Аслан. Знакомая фраза. Аслан всегда был Вахиной «шестеркой». Как и вся компаха.
— Отлично, — отметил Ваханенко. — Подсвети, Аслан, пусть она убедится, что я не шучу.
Аслан подвел фонарь к моей груди, и Марине все было видно. Ваха провел ножом, я сцепил зубы от острой, пронизывающей боли. Опустив голову, разглядел появившуюся кровавым следом букву «М»... Первую букву. Вытерплю ли я остальные?
— Стой, — остановила его Марина. Она, уже поднялась с пола, поправила
