после этого мы встретились с твоей Алькой. Я в трауре, и она тоже. Слово за слово — стали плакаться друг другу в жилетку, как это у нас, девчонок, заведено. Я сказала ей, что стала шлюхой, а она — что ей стукнуло восемнадцать, и от тебя пришли такие же конфетки, как всегда, и она знает, что их отправлял не ты, а твои сотрудники... Понимаешь, с ее слов ты — такой себе олигарх-ловелас, купаешься в деньгах, думать забыл о родной дочери, наплевать на всех... ну, в общем, ясно, да? И тут мне вдруг пришла эта идея...
— Выманить у меня деньги?
— Да. И заодно отмстить за Альку. Я ведь не знала, какой ты на самом деле. Она прямо загорелась этой идеей... Я подстриглась, покрасилась под нее. Две недели работала над пластикой, над произношением, училась говорить ее языком, думать ее мозгами. Училась ходить босиком...
— Зачем?
— А она, Алька то бишь, мне выболтала... Еще когда ты приезжал к ней, она подсмотрела, как ты с какой-то девицей развлекался и вылизывал ей пальчики на ногах.
— Вот засранка!
— Ага... Ну, а когда я приехала — во-первых, я сразу увидела, что переборщила. Это бритье... ууууу... — Алька завозилась подо мной и сжала пиздой мой хуй, который сразу стал набухать. — А главное, я сама была на пределе. Хороша дочь, которая вот-вот изнасилует родного папу... А потом... Я увидела, как ты волнуешься, узнала про твое сердце — Алька ничего не говорила мне... В общем, все немного изменилось, понимаешь?
Я молчал, не зная, что думать и говорить.
И тогда она вытянула шею и поцеловала меня в губы. Нежно, обволакивающе, с язычком. И притянула к себе...
Никогда еще женщина не целовала меня так жарко и благодарно, как она. Хуй мой снова распер ее до печенок, и я снова еб ее, сжимая ладонями милое личико...
— Слушай, — вдруг сказал я.
— Аааа... что? — выдохнула Алька.
— У меня к тебе просьба. Странная. Глупая...
— Какая?
— Можешь переодеться в шута? Прямо сейчас? С гримом, с париком... все, как было?
Алька торжествующе улыбнулась:
— Ага! Я знала, что тебе понравится!
Пока она одевалась, я взял мобилку, вышел в сеть, набрал «александра никольская»... и присвистнул.
— Фьююю... Яркая звезда на театральном небосклоне, надежда российского театра, ведущая актриса, премия такая-то, премия сякая-то, встреча с Путиным, с Меркель, с Депардье... Джульетта, Дездемона, Нина Заречная... Фан-клуб один, фан-клуб другой, группа вконтакте...
Дверь открылась, и в кухню вошел шут. Точнее, половина шута.
Сверху и до пояса это был шут — в парике, в гриме, с забеленной кожей, в трико и в перчатках. А снизу, от бедер и до ступней это была просто голая девушка с алой лоснящейся пиздой.
— Приветствую, почтеннейший, — сказал шут. — Я решил, что так будет эффектнее...
Его веселый понарошный голос дрожал то ли от смущения, то ли от похоти, то ли от того и другого вместе...
Это было невыносимо. Я встал, подошел к нему, опустился перед ним на колени, обнял за голую попу и стал лизать ему пизду. Потом подтолкнул стонущего шута к сиденью, завалил его навзничь и сделал то, о чем мечтал все эти дни — облизал босые ступни, обсосал каждый нежный пальчик, каждую соленую ложбинку, вынуждая Альку брыкаться и плакать от щекотки. Потом влез на нее — и стал долбить так же сильно, как в первый раз.
— Ииии! — пищала Алька. — Ииы! Иииыы!..
Подо мной сверкали две улыбки — нарисованная и настоящая. Из накрашенного рта высунулся язычок, и я жалил его своим языком, и мы лизались вытянутыми языками, чтобы не смазать шутовскую маску...
— У тебя такая грива раньше была... — говорил я, задыхаясь. — Я видел в сети... Даже жалко немножко... Хоть Алькина стрижка тебе здорово идет...
— Это еще что... — ответила мне цветастая мордочка. — Вот если мой проект осуществится... а это такая замечательная постановка... долго рассказывать... тогда мне придется покрасить волосы в голубой...
— Что? — взревел я. — А парик?
— Нельзя парик. Это не то. Долго
