Кажется, это и называется колодки — толстая доска, распиленная пополам вдоль, с полукруглыми вырезами для шеи и запястий.
Единственное отличие от средневекового аналога — толстые обрезиненные кольца на вырезах, чем-то смазанные для того, чтобы резина не натирала кожу. Это единственный положительный момент. Отрицательных много больше — я стою раком, зажатый в этом агрегате; ноги широко раздвинуты при помощи какой-то палки, упирающейся в колени. Позади меня кто-то есть. Я бы рад спросить — кто, но в рот забит шарик кляпа на ременном наморднике, поэтому я молчу.
Тот, кто позади меня, не спешит. Мягко гладит низ моего живота, ягодицы, ребром ладошки скользит по анусу, мягко перебирает яйца, уверенно скользит мягкой и липкой (слюна?) ладошкой по члену. Потом в ложбинку между ягодицами тонкой тягучей струйкой льется что-то ледяное, заставляющее меня инстинктивно сжать сфинктеры так крепко, как только можно. Тот, кто за моей спиной чувствует это и останавливается. Через минуту перед моим лицом появляется плеть — хвост из кожаных ремешков; бьет такая не сильнее банного веника. Рукоятка плетки выполнена в виде бугристого, перевитого венами фаллоса, что заставляет меня вздрогнуть. Я подозреваю, что меня ждет. Меня хлещут плеткой — по спине, по бедрам, по ягодицам. Не больно, ощущения как от массажа, но... В этот момент моя истязательница (голос, хвала Венере, или кто там отвечает за амурные дела, женский) говорит.
— Я сниму кляп. Но не говори ни слова. Если согласен, кивни.
Я согласен. Язык уже устал отталкивать скользкий шарик на расстояние, позволяющее спокойно дышать. Кляп снят, перед моим лицом появляется мороженое. Эскимо на палочке, твердое как лед, кусать такое — не жалеть зубов. Я рад бы отказаться от угощения, но холеная узкая ручка с длинными, увенчанными коротко остриженными ногтями пальчиками настойчиво засовывает мороженое в мой рот едва ли не до гланд.
— Либо ты лижешь сам, либо сосешь мороженое с моей помощью.
Я предпочитаю первое — хоть какой-то контроль над происходящим. Тем временем между моими ягодицами шлепается ледяной комок какого-то геля. Моя мучительница уверенно начинает вталкивать упругую желевидную смазку в мой анус. Я облизываю мороженое, а в мой зад неожиданно легко проскальзывает пальчик. Какое-то время мне дается для привыкания к новым ощущениям. Затем пальчик-шалунишка начинает двигаться вперед-назад, вертеться вокруг своей оси, ощупывать нежные стенки прямой кишки.
Его сменяет палец потолще — или сразу два? — и одновременно чья-то ладошка, липкая от смазки, охватывает основание моего члена и скользит вдоль ствола к головке. Я цепенею — рука, сжимающая эскимо у моего носа, никуда не исчезла, а допустить, что моя мучительница принадлежит к породе трехруких марсианских мутантов я, вроде бы, не могу. Кто-то — понятия не имею, кто именно — уверенно взводит мой член до эрегированного состояния, одновременно обостряя это ощущение приятным щекотанием в попке.
Моя истязательница — с бирюзовыми волосами, такого же оттенка глазами и в бирюзовых же трусиках появляется передо мной, садится на колени и подносит соски грудей к моему лицу.
Я понимаю намек и принимаюсь ласкать их ртом и языком, причем ртом — больше по вине зеленоглазки, норовящей впихнуть свою грудь в мой рот целиком. Человек за моей спиной в этот момент сунул мне в задницу что-то ледяное — и, подозреваю, что это и было мороженое. Другой рукой он обхватил мои яйца, слегка сжав их. Я дергаюсь, но деться из такой позиции некуда. Бирюзовласка подкладывает под свой очаровательный задок несколько твердых диванных подушек, и ее распаленная киска со сдвинутым в сторону клочком бирюзовой ткани оказывается прямо перед моим языком.
Я приникаю к щелке, скользя языком по губкам девушки, просовывая его в тугое, как у девочки отверстие. Человек позади меня аккомпанирует поршнеобразными
