свое невинное безобразие, как будто состояние Вики позволяло дать хоть какой-нибудь отпор. Орудиями глумления выступали вишенки, мандаринки, клубничка. Клубничка в сметане, клубничка с сахаром, клубничка с шоколадом. Оля водила ягоду перед ее носом, а Вика в этот момент щелкала зубами пытаясь вырвать вкусняшку из тонких пальчиков своего доктора. Иногда, «вкусняшка» непослушно закатывалась за ворот халата, холодный фрукт щекотал бархатистую кожу, они с игривым визгом принимались ее искать, их руки встречались, бывало наступала внезапная тишина, дыхание их пересекалось, а губы останавливались всего в паре дюймах друг от друга. Тогда Вика невзначай покрывалась пунцом, но продолжала делать вид, что ничего не происходит и старалась вести себя как обычно. Ей нравилось. Такие игры сбивали с мрачных мыслей и болезненных воспоминаний. «Почему она это делает?» — спрашивала себя Вика.
Оля сама меняла ей простыни и подгузники не доверяя это дело торопливым рукам медсестер. Равнодушным взглядом, Вика смотрела на кусок оплывшего мяса, как сейчас выглядело ее тело. Она сама виновата. Она и только она, больше никто не виновен в этом. Со временем синяки начали сходить сменяясь припухлостью, бархатистых естественного телесного цвета участков становилось больше и однажды она почувствовала прикосновение к себе. Вначале это была боль, много боли. Но пальчики Оли порхали над ней легче бабочки едва прикасаясь к покалеченной плоти, так что вскоре Вике приходилось бороться с совсем другого рода ощущениями. Вика всхлипнула ощутив прикосновение нежной кожи ее пальчиков к своему клитору. «Больно?» — извиняющимся тоном спросила Оля. Вика помотала головой прошептав: «Продолжай», — и подумав про себя что надо будет припомнить ей потом это «больно». Она сама себя поймала на мысли о том, что думает о близости с другой женщиной. Нет, теперь это не казалось ей безумием. Как знать.
Полицейские свалились как снег на голову, стерев песочный город ее несбывшихся надежд. Роковая ночь вновь предстала перед ней леденящим ужасом когда снова увидела себя в окружении группы мужчин. Полицейский, как будто не замечая ее замешательства, зачитывал ей обвинение: обвиняетесь, попытке угона авто, незаконном проникновении на охраняемую территорию, преступном сговоре, порче имущества, и т. д. и т. п. Это, это все было каким-то ожившим кошмаром, ей снова начало казаться, что она сходит с ума, что она все еще на той свалке и кто-то насилует ее тело в то время как ее мозг пытается уйти из этой гиблой реальности. Вика замотала головой пытаясь избавиться от мерзкого наваждения, но оно отказывалось покидать ее.
— Отрицает, — интерпретируя по своему, записал в протокол полицейский дознаватель ее ответ.
Вика испугано свела бедра и вжалась в стену, когда двое полисменов подошли к ее койке вплотную. «Вы можете, показать следы насилия над собой»? — спросили они. Вика в ответ продолжала молчать судорожно дыша. «Поймите, нам нужны доказательства» — продолжал настаивать дознаватель. Не дождавшись ответа, он кивнул своим напарникам и те потянули руки в Вике. Как в замедленной съемке она смотрела как один ее за пижаму, другой, потянул за штанину вниз.
Вика импульсивно отпрянула, ткань лопнула, обнажая лодыжку. Это послужило каким-то сигналом. Как борзые почувствовавшие кровь, полицаи накинулись на нее хватаясь за пижаму. Ткань, явно для этого не предназначенная, с легкостью поддалась грубой силе. Ее схватили за голову, она попыталась укусить, штаны с нее поползли вниз, она схватилась за них, они порвались, обнажив линию светлых трусиков, она брыкнула ногой живот, полицай падая разорвал штанину, другой двинул ей в живот. Вика согнулась от боли, чужие руки дернули за сорочку, пуговицы с звоном полетели в стороны, ее живот обнажился, в следующий момент оторвался рукав по локоть, она попыталась закрыться, обхватывая руками
