Свет неровными бликами стелется по полу. Шумно, очень шумно. Меня радует шум. Значит, скоро я подкормлюсь немного. Энергетикой зрителей. Как вампир свежей кровью. В ночном клубе переодеваюсь в туалете. Не привыкать. Могу и в зрительном зале, превратив переодевание в часть представления. Стягиваю платье, из сумки достаю изрезанные легинсы, короткую развевающуюся юбку, обтягивающий топ, на шее застёгиваю колье из цепочек и булавок. Приглаживаю волосы. Почти чёрные от природы, подстриженные в декадентское каре с короткой чёлкой, едва доходящей до середины лба. Однажды мне сказали, что у меня внешность монашки и развратницы. Так и есть. Но есть во мне что-то французское. Даже не что-то, много чего. Сознательно дополненный деталями образ. Нечто — вроде и строгое, но есть в этом доля разврата, интриги, затаённой сексуальности. Сексуальность, не бьющая через край, а внутренняя, тихая. Как говорят, словно магнит внутри. Подвела брови, сделала подводку, накрасила ресницы. Сбрызнула лицо водой, присыпала белой пудрой. Точно также присыпала плечи. Оставшийся на лопатке след от плётки почти не заметен.
Неискушённый зритель оставит его без внимания. Понимающий... кто знает. Редко кто принимает меня за нижнюю. Слишком значительная разница. Всегда такая стервозная, жёсткая, циничная, порой разговаривающая матом, и только иногда — мягкая, нежная, прячущая взгляд, краснеющая. Да, да, краснеющая, даже при разговоре о сексе. Вот уж думала, что избавилась давно от этой дурацкой привычки. Школьной привычки, когда краснела, стоило кому-то похвалить меня. Сейчас меня хвалят редко. Сегодня снова хвалить будет не за что. Без подготовки, чистая импровизация. Значит, могла бы лучше. Хорошо, что тема известна. Да и зал знаком. Выхожу и присаживаюсь на ступеньку, подтянув ногу к груди. Вглядываюсь в лица зрителей. Будущих зрителей, ведь спектакль ещё не начался. Не разбегутся, редко, кто уходит. Я привыкла. Я могу позволить себе несовершенство, быть некрасивой, даже уродливой. Когда-то я перестала гнаться за эстетикой. Когда-то она стала мне безразлична. Куда ж она денется? Опыт многих лет. Будь у меня желание станцевать ужасающий, выворачивающий в своей неприглядности танец смерти, всё равно эстетика проскользнёт в каждой позе.
Это уже можно назвать мастерством. И мне хорошо от этого. Свободно, потому что застрахована от провала. На сцене уже танцуют. Минуты через две можно будет выйти. Почувствую, когда уже можно. Встаю и начинаю движение. До сцены метров 10, я меняю местами зрительный зал и сцену. Теперь у нас два действа разворачиваются одновременно. На сцене и там, где я. Ускоряюсь и внезапно замираю у одного из столиков. Впиваюсь взглядом в пару, сначала ей в глаза. Люблю женские глаза. Женщины очень трогательны, влюбляются не хуже мужчин. Мне иногда кажется, что женщины бисексуальны по своей природе. Мужчины более холодны, отстранённы и страстны лишь тогда, когда не боятся быть застигнуты врасплох. Женщины охотнее отвечают на сигналы, их проще обольстить. Хотя нет, с ними можно бесконечно долго играть в игру-обольщение. Флирт, лёгкий или затягивающий, как болотный ил. Им доступно больше полутонов и оттенков. Мужчины примитивны и действуют напролом. Женщины живут на нюансах, они мастера балансирования на нюансах. Женские глаза манят меня сильнее мужских. Их нужно обольщать. Если приходит пара, главной всё равно является женщина. Понравится ей — понравится паре. Мужчины скучны. Глянул — уже твой. Мне в какой-то момент надоело их коллекционировать. Как бабочек. Женщины утончённы. Их обольстить сложнее.
И это всё пронеслось в голове, пока я вглядывалась в глаза парочке? Удивительная всё-таки штука время. То летит, то тянется. Мне иногда кажется, что у него две шкалы. Одна словно свёрнута внутри другой. Время может нестись, но каждое мгновение помнишь настолько многогранно, что, вглядевшись, понимаешь, что оно
