Первые два дня, после произошедшего, она не вставала с кровати. Не хотела со мной разговаривать. Кричала, чтобы я оставил её одну. Я и не настаивал. Мне самому было тяжело начать хоть какой-то разговор. Не представляю, что чувствовала она.
Тот вечер, словно сон, осел в памяти и в него трудно было поверить.
Сразу после того, как всё закончилось и она увидела меня, она бросилась в дом и пролежала в кровати почти сутки. Я приносил ей еду и ставил возле кровати. Потом уносил.
Сутки она голая и грязная лежала в кровати, пока я не попросил её принять душ. От неё жутко разило, даже не с чем сравнить этот запах.
Она послушалась и приняла душ. Когда она шла в ванную, я заметил, как тяжела её походка. Она широко расставляла ноги и шла медленно. Не представляю, что творилось в её промежности. За сутки сперма наверно засохла, как клей. И разлепить дырки наверняка было проблематично.
Мать пробыла в ванной около 2 часов. За это время я сменил простыни. Старые жутко воняли, на них были следы засохшей спермы, жёлтые разводы.
Эти два дня к нашему дому постоянно стекались разные мужики, в надежде поебать шлюху снова. Сначала я вежливо отсылал их назад, говоря, что она не в состоянии. Но потом стали появляться настойчивые наглецы. Одного мне пришлось врезать по лицу, чтобы он убрался восвояси. Позже я попросился братьев Андроповых помочь отсылать «гостей». Они то и дело, проходя мимо дома, кричали в окна разные гадости: «Эй шлюха, выходи!» «Понравилось тебе шалава? Хочешь ещё?» «Грязная сука, выходи ебаться» и прочее.
В дом кроме меня никто не заходил.
На 3 день она встала с кровати и пообедала на кухне. Я сидел на другом конце стола и украдкой поглядывал на неё. Лицо стало приобретать естественный цвет. Бледность и синяки сходили. Один раз мы встретились глазами. Не могу объяснить, что я прочитал в её зелёных глазах. Но стыда я там не обнаружил. Это насторожило меня. Во её взгляде читался какой-то вызов. Я подумал, что скоро можно будет приступить к разговору, но не сегодня.
Третий день прошёл, также как и остальные. Она лежала в кровати и смотрела ТВ. Несколько раз выходила во двор покурить. Позвонила на работу, сказала, что не здорова и взяла больничный.
День четвёртый стал переломным моментом в моей жизни. Я сидел на кухне и обедал. И вот распахивается дверь и она уверенно входит внутрь. Садится на стул в начале стола, напротив меня, и произносит:
— Я готова обсудить с тобой всё это.
Я от неожиданности поперхнулся супом. В её больших зелёных глазах горела искра. Она была собрана и уверена. Ни капли сомнения и смущения. Её глаза смотрели прямо на меня, чуть прищурившись.
Я несколько раз, в течении этих дней, репетировал как начать разговор, но сейчас моя голова опустела. Всё моментально забылось.
Мать понимала это. Она словно читала мои мысли. И поэтому начала сама.
— Ты стал вольным свидетелем насилия и издевательств над своей матерью.
— Я бы не назвал это насилием, — промолвил я. Затем кашлянул и продолжил. — Если ты помнишь, я присутствовал здесь на кухне, сидел за этим столом и видел всё воочию. И то, что было во дворе. Ты сама этого хотела и...
— Ты прав, — оборвала она меня. — Ты прав. Я желала этого, не буду скрывать. Тем более враньё теперь не уместно. Я плохо помню события того вечера, всё как в тумане. Много мужчин, много секса, спермы. Похоть и возбуждение вскружили мне голову. Представляю, что ты думаешь обо мне. Что твоя мать грязная шлюха. Безотказная подстилка для мужчин.
— Я знаю о тебе ещё кое что, — вставил я. — Общался с Семёном Фандориным. Узнал о твоем детстве в деревне.
Мать не удивилась, даже в лице не поменялась, и я продолжил.
— Я прятался за дверьми в нашей квартире, когда тебя трахали трое сантехников. Я нашёл твой чудо коробок, доверху набитый фалосами. А также фотографии, весьма пикантные. — Теперь то, она искренне удивилась, глаза дрогнули, я беспощадно
