Вы знаете, что такое Новый Год в Афгане по христианскому календарю? Не советую даже пробовать узнавать. Под палящим солнцем романтика любого праздника — это первое, чего лишается рядовой ХХХ-го мотострелкового взвода, дислоцировавшегося в горах под Кабулом. Сержант зашел в казарму, где взвод бойцов пикировался матами и пошлыми анекдотами. Сержанту было хреново после вчерашнего. — Вдовченко, — воткнулся мутным взглядом в бойца, — праздник скоро.
— В курсе, товарищ сержант.
— Сгоняйте на БТР-е в кишлак, попроси овцу. Отпразднуем, как белые люди.
— Есть, товарищ сержант.Натужно гудя, БТР выползает с позиций. Сержанту еще хреновей
— Стой, — поколотил по бронированному борту, — с вами поеду, все веселее будет.
Подобрали сержанта, направились в ближайший кишлак.
— Бекметов, — орет на весь БТР, — а скажи мне, бурятки красивые?
— Красивые, товарищ сержант.
— Га-га-га, ну ты и дурак, Бекметов. Нашел красавиц. Ноза нет, одно лисо.
— Так и есть, товарищ сержант.Кишлак живет обычной деревенской жизнью. В кишлаке одни дети, старики и женщины. Десяток шурави почти одновременно спрыгивают с металлических бортов. Весело переговариваясь направляются к старику. Сержант немного говорит на дари, поэтому он и начинает разговор.
— Старик, дай овцу. У нас Новый Год скоро.
Старик кивает головой в белом дастаре, улыбается беззубым ртом, трясет бороденкой, и соглашается отдать овцу. Не отдашь — тебе же хуже будет. Шурави шутить не любят.
Из загона Бекметов выволакивает овечку. Овечка небольшая, но упитанная, вкусненькая. Шикарный стол на Новый Год обеспечен.
Вдруг...Из ближайшего дувала выглянула молодая женщина. Настоящая восточная красавица с пронзительными черными глазами, обрамленными острыми, как стрелы, ресницами. Нижнюю половину лица прикрывал черный шелковый никаб, и это добавляло ее образу еще большей остроты. Сержант уперся взглядом в любопытную девушку.
— Твою ж ты мать... какая красотка.
И тут же шепотом ближайшему:
— Бекметов, проверить сколько молодок в кишлаке.
— Есть, товарищ сержант.Из дувалов начали вытаскивать молодых афганок. Всего насчитали четверых. Старик бросился к сержанту, сбивчиво бормоча:
— Шурави, нэ. Шурави, нэ.
Вояка поднял автомат и, не отрывая взгляда от поразившей его красавицы, полоснул короткой очередью по надоевшему старикану. Тот рухнул неопрятным кулем прямо на кирзовые сапоги, и незаменимый Бекметов оттащил его тело. Сержант медленно подошел к афганке, она попыталась шарахнуться от него в обманчиво спасительную темноту дувала, но он цепко схватил ее за локоть.
— Не бойся, дурочка, тебе понравится.И резко разорвал платье на груди. Никаб отлетел в сторону, афганка попыталась спрятать лицо, щеки залил густой жаркий румянец. Она была опозорена. Небольшие груди с темными точками сосков показались в прорехах разорванного платья. Ей не больше шестнадцати, но она уже замужем. Это — Афганистан. Мозг сержанта, одурманенный чарсом, почти закипел.— Остальные ваши, — хрипло разрешил он бойцам, не сводя глаз с женской груди.Воздух наполнили истошные крики, старики разбежались по дувалам и только молились, заперевшись изнутри вместе с детьми.
Афганка медленно отступала от потерявшего над собой контроль шурави, пока не уперлась спиной в стену овечьего загона. — Не бойся, — говорил он ей шепотом, — не бойся, я не сделаю тебе плохо.Но ему хотелось схватить в горсти смуглые груди, сжать их до боли, оставляя глубокие синяки. Сорвать с нее остатки платья, бросить на землю, резким рывком раздвинуть стройные ноги, и ворваться внутрь, рыча, и вколачивая себя молотом в ее тело.
Она смотрела ему прямо в глаза.
— Шурави, нэ...
И этим словно спустила курок АКМ-а.
Схватить на руки. Какая легкая. Словно пушинка. Дверь загона — ногой распахнуть, овцы разбежались, черт с ними, потом поймаем. В углу солома — бросить
