Неудача.
Я вся превратилась в одно томительное ожидание. Считала дни следования писем,
прикидывала время ответа на них. При условии, что они были успешно отправлены, о чем мы с Джейн не могли знать: у неё не было связи с бывшей прислугой. Занятия отвлекали меня от невесёлых мыслей, я старалась не поддаваться унынию и мысленно готовилась к худшему, в случае неудачи моего предприятия. Падать духом было никак нельзя: вдруг бороться за освобождение предстоит дольше, чем предполагалось. Видя меня без явных признаков депрессии, хозяин повеселел, искренне думая, что я смирилась с неизбежным. Всё так же продолжал требовать доказательств моей любви, донимая своей неуёмной похотью. Он будто помолодел в предвкушении скорой женитьбы и отцовства.
Погрустневшая Джейн, вздыхая, посматривает на меня и, наконец, в ответ на мой прямой вопрос рассказывает, что в дом приходила полиция с иностранцами, и старик, пригласив гостей в кабинет, долго разговаривал с ними. Она подозревает, что это насчёт меня, но не уверена и просит не падать духом, не расстраиваться и продолжать надеяться и ждать. Иностранцы... может, из посольства? Письмо!? Каков же результат разговора? Как это узнать? Хозяин не скажет, а я подведу слуг, которых тут же заподозрят в помощи мне. Я долго ломаю голову над этой загадкой, но мне не суждено ни о чем узнать. Старик, подозрительно поглядывая на меня, молчит, а я не спрашиваю ни о чем, тайно похоронив упования на помощь российского посольства. Остается призрачная надежда на второе письмо домой.
Как-то я стала свидетелем его телефонного разговора с Омаром, учившимся опять в Москве, куда он вторично перевелся (думаю, что из-за меня, дабы избежать проблем). Равнодушно слушала я уверения отца в том, что его бывшей невесте (он подчеркнул — бывшей) здесь хорошо и ему не следует беспокоиться обо мне. Забота о Лалле (отец с гордостью похвалился, что я теперь их единоверка) теперь полностью на нём. Меня не тронул разговор: я была уверена, что Омару безразлична моя судьба.
Высокий гость.
В доме ожидается важный гость — какой-то скороспелый нувориш-чиновник из молодых, так презрительно о нём отзывался Салман-ага. Представитель новой формации чиновников, стремящихся изменить старые формы правления на осовремененные по европейскому образцу. Вынырнувший неизвестно откуда, не из старой аристократии, как семейство хозяина, энергично пробивающийся наверх — типичный выскочка. Семье Салмана-ага от него что-то нужно, какие-то разрешения. Решено развлечь его моими танцами и баней. — Пока ты моя невеста... — многозначительно произносит старик. — Но об этом пока никому...
В нужный день встречают гостя, с приличествующими случаю церемониями. Семейка заметно лебезит перед видным невысоким мужчиной за 30. На торжественном обеде я руковожу прислугой и сама разливаю прохладительные напитки, и даже запрещенный алкоголь. Удобно расположившиеся на диванах мужчины с интересом следят за моими извивающимися движениями. Я старательна как никогда, хозяин одобрительно кивает. Улыбающийся гость что-то говорит хозяину, заинтересованно глядя на меня. Тот подзывает меня жестом, и я присаживаюсь на край дивана рядом со стариком. Тот рекомендует меня семейной гостьей, увлекающейся местными обычаями и принявшей истинную веру. Чиновник пристально разглядывает меня и произносит что-то похвальное. Расспрашивает про Россию, говоря, что не был там, но мечтает побывать.
Уловив тревожное направление разговора, хозяин отсылает меня готовить баню высокому гостю. Я ожидаю мужчин у входа, раздаю им простыни и полотенца и занимаю место у горячей массажной скамьи. После растирания Салман-ага кивает в сторону гостя, расслабленно наблюдающего за мной. Я старательно тру и разминаю его тело под его внимательным взглядом. Гость обещает, что обязательно поговорит со мной ещё о моей Родине, на что старик незаметно
