посопротивляться, но, боюсь, в результате, все же была бы изнасилована.
— Ладно, — скривилась я, — что там дальше?
— Дальше? А дальше — все то же. Самая идеальная френд-зона. Я выполняю все твои просьбы, ты — мои. Я добровольно, а ты под страхом наказания.
— Тогда отвези меня домой!
— На некоторые твои просьбы я, понятное дело, буду накладывать вето.
— Ну, попытаться-то надо было! — лучезарно улыбнулась я, уже придя в себя и чувствуя себя
вполне уверенно. Все было под контролем!
Как оказалось, я, как настоящая блондинка, слишком поторопилась. Все под контролем было у этого мерзавца!
— Раздевайся, — бросил он буднично, словно просил передать солонку.
Я вздернула бровь, холодно взглянув на него. Этот взгляд должен был заморозить его до состояния снеговика, оставшегося стоять на усилившемся морозе после оттепели.
— Вот еще! Ты сказал — никакого секса!
— Я сказал — никаких половых актов! А это будет легкий... , ну, или не очень... стриптиз и эротика.
— Да пошел ты!
— Уговаривать тебя я не собираюсь. И даже рад, что ты заартачилась, потому что покажу тебе, что неповиновение вредно для твоего здоровья.
И тут вдруг произошло неожиданное. Не успела я сказать «Мама!», как Саша очутился рядом и вывернул мне руку. Я моментально уткнулась носом в шелковистую ткань постели. Но вывернутая конечность и выставленная вверх попка были не самыми большими проблемами. Я все еще не сказала «Мама!», а мою юбочку уже задрали. А в следующее мгновение я взвизгнула, т. к. мою нежную кожу обожгло ударом стека как раз между резинкой чулка и крохотными трусиками, выбранными мною для потенциального кавалера-мачо.
— Ой-ой-ой... — запричитала я, чувствуя, как из глаз брызнули слезы. Было ужасно больно и к тому же обидно. Саша, которому до сих пор предоставлялась привилегия пялиться на мои ножки под юбкой и на декольте (в общем, ничего непристойного), теперь видел мои трусики. Причем не простые, а те, которые обтягивают мою щелку, словно вторая кожа! И ведь, сволочь, не сразу ударил меня, а явно пару-тройку мгновений любовался живописными видами, пока я размышляла, пора ли уже кричать «Мама!».
Меня отпустили, и я, проглотив слезы, поднялась, метнув на Сашку такой взгляд, что обладай он физическим действием, его бы испепелило.
— Ты думаешь, это меня возбудило? — поднявшись, презрительно спросила я, с трудом подавляя желание потереть горящее место под юбкой. Еще немного и я могла бы разорвать его голыми руками. Однако эта заманчивая перспектива мгновенно померкла, едва этот негодяй снова очень спокойно проговорил:
— Раздевайся.
Я скрипнула зубами, но кончик стека, ритмично шлепающий по раскрытой мужской ладони, как бы намекал, что сопротивление будет караться быстро и жестоко. И что мне было в такой ситуации делать?
Пышущая злобой, красная от гнева, наверняка сверкающая глазами, почти как Медуза-горгона, я стала расстегивать корсет. Пальцы дрожали и не слушались. И не только потому, что меня трясло от злости, но и потому что нелегко девушке вот так предстать голой и абсолютно беззащитной перед мужчиной, нагло тебя разглядывающим. Да еще разглядывающим так снисходительно, по-хозяйски, словно я была рабыней на рынке, которую он собирается прикупить по случаю.
И все же мне пришлось, стиснув зубки, преодолеть последний рубеж, отделяющий меня, принцессу и предмет поклонения, от непристойно одетой (или вернее раздетой), доступной женщины. А как еще можно судить о такой, если, после того как платье с тихим убийственным шорохом упало под ноги, на мне остались крохотные низко сидящие на бедрах трусики, чулочки и туфли на высокой шпильке? Нет, я, конечно, еще позволила себе переступить через платье и швырнуть его ногой прямо в морду нахалу, рассматривающему меня с лукавой усмешкой. И пока он сражался с ним, я попыталась прикрыть локтями и ладошками места, мужской взгляд на которые
