невообразимой скоростью. Я ударился локтем и у меня из глаз «посыпались искры» но я, преодолевая боль, повернулся на спину и навскидку выстрелил в неясную тень. Она дернулась и стала отступать. А я, перекатившись, опять стал стрелять. Темная фигура, не достигнув цели, развернулась и бросилась бежать. Я выпустил в неё всю обойму, но мимо... Судорожно начал перезаряжать пистолет для чего мне пришлось приподняться на локоть чтобы вытащить запасную обойму из оперативной кобуры. В этот момент, убегающий даже не поворачиваясь, с одной руки просто стреляет в мою сторону...
— Ох... — боль возникла в плече, и мне в лицо бросился асфальт.
На самом деле упала голова, не удерживаемая пробитой пулей, рукой. На мгновение я потерял сознание. Соленый вкус крови во рту и лужа под щекой, в которую я окунулся, привела меня в себя. Непослушно загребая, пытаюсь нащупать выпавшую обойму и вставить в пистолет. У меня плохо получается и я, обессилив, бросаю это дело. Голова опять падает вниз и я... Трудно сказать, что я делаю. Лежу в луже, раненый или ещё хуже... Голова кружится, и в ней возникают разные образы, не имеющие отношения к произошедшему. Звуки пробиваются ко мне как сквозь туман. Я слышу, как стонет тот мужик, что подвел меня под пули, как подъезжает машина, пистолетные выстрелы, очередь и опять образы...
Становится холодно. Почему холодно? Память услужливо подсовывает воспоминание: Это же новый год, и я иду встречать его к тебе в общежитие. Болит рука... И опять память: поскользнулся и упал на руку, вот и болит... А вот мы за столом. Куранты бьют двенадцать, шампанское уже разлито по бокалам и мы, весело поздравляя друг друга, пьём, а потом я целую тебя и ты мне отвечаешь. Это было так сладко...
Холодно. Холод занимает половину груди, зато рука уже не болит. Она как чужая просто занемела.
Опять память: все собираются на улицу пускать ракеты, а я, нежно обнимая тебя, тяну в соседнюю комнату. Там темно. Слабый свет с улицы позволяет разглядеть две кровати и стол у окна. Тихий щелчок. Ты закрыла дверь или это опустили предохранитель на пистолете? В каком пистолете? При чём здесь предохранитель, это же новый год!
Ты обнимаешь меня, твои губы находят мои. Мы сливаемся в поцелуе. Наши руки жадно шарят по одежде, находя пуговки и расстегивая их. Вот моя нетерпеливая рука пробралась в твои трусики. Пальцы мягко щекочут жесткие волосики. Поцелуй лишающий меня памяти... Я не помню, что было раньше. Мы лежим на постели и я, обнимая тебя, шепчу ласковые слова...
— Ты живой? — раздаётся незнакомый голос.
— Уйди, не мешай, — шепчу, обнимая любимую...
Но под руками только мокрый шершавый асфальт...
— Где я? — кажется, что я кричу...
— Он что-то шепчет, — гремит у меня в голове, — скорее носилки здесь раненный.
Грубые руки хватают меня, переворачивают, что то делают с плечом.
— Больно... — шепчу я.
— Терпи. Я тебя перевязала. Ты потерял много крови. () Сейчас отвезём тебя в больницу. Нужна операция — достать пулю...
Голос, нежный как у тебя, а руки, гладившие меня по голове ласковые.
— Где мой пистолет? — спохватываюсь я.
— Его забрал парень, который вызвал скорую. Он показал удостоверение и сказал, что вы были вместе.
— Паша? Его зовут Паша?
— Да. Павел Смирных. Оперуполномоченный ОБЭП N-кого района.
— А обойму нашли?
— Лежи и молчи. Всё нашли и забрали. Как же тебя подстрелили...
— Он навскидку стрелял, и попал... — перед глазами всё поплыло, — а стрелка взяли?
— Наповал. В голову попали...
Меня покачивало. Где я? Опять память услужливо подсунула картинку... Мы едем в поезде, вернее, поезд едет, а мы занимаемся любовью, закрывшись в купе. Поезд мчится, его покачивает, да и сами мы не лежим на месте... Ты, обнимаешь меня и жарко поцеловав, шепчешь:
— Я тебя люблю! Так сильно... И если с тобой что ни будь случиться...
Удар. Меня переложили на каталку.
— В операционную. Огнестрел. Большая потеря
