догадывалась. Однажды она с грустью сказала мне, когда я вечером вернулся от дочери:
— Ты пахнешь ею... весь...
— У нас не было секса. Я бы не стал, — только и смог ответить я
— Не хочу знать, что там у вас происходит. Никогда! Ты меня понял?, — очень серьезно сказала она и отвернулась.
Больше она на эту тему не заикалась, а я начал принимать душ после общения с дочерью. Где-то через месяц я совершенно успокоился. Жизнь размеренно шла своим чередом, пока однажды в нашу дверь не позвонили. Открывать пошел я и очень удивился, увидев на пороге полицейского. Он представился, показал свои документы и потребовал предъявить мои. Сверив паспортные данные с записями в своем блокноте, он под роспись вручил мне повестку к следователю. На все мои расспросы полицейский лишь уклончиво отвечал: «Там Вам все расскажут». Чтобы не тревожить раньше времени семью, я соврал им, что приходили опрашивать общественное мнение насчет работы ЖКХ. Мне поверили. Семья была спокойна, а вот я не находил себе места.
На следующий день строго в назначенное время я сидел в кабинете следователя Охрименко. Сначала, для порядка, он задал мне несколько дежурных протокольных вопросов: ФИО, дата рождения, адрес проживания и так далее. А затем, отложив ручку в сторону, приступил непосредственно к делу:
— Алексей Викторович, дело в том, что в данный момент мы ведем следствие по одному очень щекотливому делу одного доктора, — следователь назвал фамилию и имя, — На сегодня у нас есть 3 заявления, но мы уверены, что потерпевших значительно больше. Просто дело настолько деликатное, что мало кто добровольно согласится пойти с ним в полицию. Поэтому мы опрашиваем всех пациентов подозреваемого за последние полгода.
— Почему полгода?
— Именно столько, чуть меньше, он работает в нашем городе. Так вот... Среди пациентов была и Ваша дочь, Анастасия Алексеевна, 18 лет. Но вызвал я именно Вас, так как установлено, что после назначения лечения Ваша дочь ни разу не была на приеме у подозреваемого. А вот Вы трижды после этого записывались к нему на индивидуальную консультацию.
Я тут же припомнил, что оба раза записывался действительно я, но первый раз ходил на консультацию с женой, а во второй и третий разы Лариса пошла туда без меня. Однако, говорить об этом следователю я не стал, а просто коротко ответил «да».
— Хорошо. Анастасию Алексеевну я пока решил не привлекать, чтобы лишний раз не травмировать ее психику.
— Спасибо.
— Эксперты проанализировали историю болезни Вашей дочери и пришли к заключению, что диагноз ей был поставлен верно, в отличие от других. И курс препаратов, назначенный подозреваемым, также был совершенно правильным. При соблюдении условий приема должен был полностью решить проблему. Но скажите, Алексей Викторович, подозреваемый рекомендовал лично вам какие-либо другие, нетрадиционные методы лечения заболевания Вашей дочери?
— Что Вы имеете в виду?, — осторожно поинтересовался я
— Считаю, что не раскрою Вам тайну следствия, если отвечу, без фамилий само собой. К примеру, одному мужчине подозреваемый диагностировал редкую форму геморроя и порекомендовал ежедневный анальный секс, чем побудил больного вступить в гомосексуальную связь со своим братом. У другой женщины он определил гормональный дисбаланс и назначил уринотерапию. Причем моча должна была быть ближайшей родственницы женского пола. В данном случае — родной дочери. Про третий случай я даже говорить не стану: это вообще за все рамки выходит. И я повторю вопрос: был ли в Вашем случае рекомендован какой-либо нестандартный метод лечения?
— Нет. Прописал лекарства и все., — как можно увереннее ответил я
— Ну что ж... Так и запишем.
Пока следак писал, я поинтересовался:
— А сам доктор ни в чем не сознается?
— Он далеко не глупый человек. И занял единственно правильную в его положении позицию: «Вам надо, вы и
