где?
— В управлении...
— Ого! А в каком департаменте?
Я ответил
— Ох!, — всплеснула она руками, — Это же у вас эта жуткая история случилась? Ваш электронщик должен был на метеостанцию лететь, где я тогда работала, и вертолет разбился?
— Да.
— Ужас. Там же все погибли, кроме одного. Но он, говорили, тоже не жилец.
— Оказался жилец, — грустно улыбнулся я, — Я был в том вертолете.
— Вы-ы?!
— Собственной персоной. На этой неделе только выписался.
— Но... но... , — она не находила слов.
— Знаете, говорят, что бог дает таким, как я, еще один шанс, если у них есть незаконченные дела на этом свете. Я должен был погибнуть. И я должен был встретиться с Вами, Света. Но я выжил. И потому я сейчас здесь. Мне кажется, что это и есть мое незаконченное дело. Вот такая история... А точнее — ее начало.
— Вы меня не разыгрываете?
— Могу документы показать. У меня все с собой. Выписки, заключения, акты...
— Не нужно. Я верю. А почему Вы сказали, что это начало истории?
— О-о. Это долгий разговор. И боюсь, что Вы не захотите меня слушать.
— Почему же. Я люблю слушать. Я очень долго жила одна и...
— ... Вам не с кем было поговорить. И Вы просто садились за рацию и слушали эфир. Часами.
— Откуда Вы знаете?
— Я все про тебя знаю, Света. И даже то, что вот ты сейчас нальешь себе чаю. Без сахара. Но все равно возьмешь ложечку и будешь долго помешивать перед тем, как начать пить.
Теперь она глядела на меня с испугом.
— Кто Вы?! Откуда Вы... ?!
— Не надо меня бояться. Я не причиню зла. Тебе — никогда! Просто позволь мне все рассказать...
Рассказ получился действительно долгим. Света слушала меня не перебивая. Я начал с того, как очнулся на больничной койке. Как начал звать жену. Как не мог поверить, что никакого Скалистого в моей жизни не было. Как объяснял этот феномен Иван Иванович. А затем начал рассказывать о нашей совместной жизни на острове. Говорил прямо, без утайки. Рассказал про Новый Год. Про то, как нам было хорошо вместе. Хотя все же не решился упомянуть о моих отношениях с Леной и Настей. Закончил я встречей с браконьерами и снова больничной койкой.
— Ты мне не веришь?
— Я... я не знаю, — тихо и устало ответила она.
— Я сам себе не верю. Доктор сказал, что мозг извлек всю эту информацию из «анналов памяти», а остальное додумал. Но откуда я мог знать о том, что девочки поступили на экологов? И о том, что они снимали фильм?
— От Галины Федоровны может?, — осторожно предположила Света.
— А о креме из спермы и жира? А о том, как ты пьешь чай? Я могу назвать кучу таких подробностей, о которых я никак не мог узнать! Я помню каждый сантиметрик твоего тела, Света! На левой груди, чуть выше соска у тебя родинка. И на крестце, ровно посередине, в виде капли.
Я перечислил еще с десяток очень интимных подробностей.
— Извращенец! Ты мог где-то подглядеть за мной.
— Ты любишь фильм «Любовь и голуби»...
— Моряки рассказали...
— Твой муж нашелся осенью и требовал половины денег...
— Да об этом полуправления знает!
— Черт! Ты писала стихи!
Окруженная бездной
Я на острове мрачном...
— Это... Это... Нет! Этого никто не мог знать! Я никому никогда их не показывала. И тетрадку сожгла, когда уезжала.
— Ты показывала их мне! Во сне, правда... А еще ты дала имена всем свои курицам: Пеструшка, Рыжик, Паскуда, Мохнатка, Наина, Монсеррат (потому что самая толстая)... Всех перечислить?
— Не надо! Нет! Прекрати!!, — она вскочила с перекошенным от ужаса лицом, — Я не знаю, как ты это делаешь, но... Уходи! Убирайся немедленно!! Уходи!!! Я вызову полицию, я кричать буду!!!
— Не будешь. Бывало и похуже. Ты не из пугливых, — спокойно сказал я, поднимаясь со стула, — Это тебя боятся, когда ты за карабин берешься. Кстати, приклад для него ты вырезала сама. Из березы, которую собственноручно вырастила за маяком. И под железной накладкой на торце выжгла свои инициалы: С. С.
— Уходи, — глухо повторила
